Душевная беседа. Выпуск №4

Андрей Фефелов: Здравствуйте. У нас программа «Душевная беседа», и снова Константин Душенов с нами.

Константин Душенов: Бог в помощь, братья и сестры. Здравствуйте, уважаемые зрители.

Андрей Фефелов: И, как мы говорили, наши программы связаны с особым углом зрения. Именно точка зрения русского народа освещается в нашей программе, и устами вашими, Константин Юрьевич, в общем-то, говорит такая особая позиция. Патриотическая, православная.

Константин Душенов: Я не знаю, насколько я годен для того, чтобы озвучивать интересы русского народа. Но в предыдущих передачах я уже говорил, что оценивая, анализируя события общественно-политической жизни, я пытаюсь оценивать их именно с точки зрения интересов моего родного народа, русской православной церкви и русского государства.

Андрей Фефелов: Хотелось бы начать программу с темы, достаточно далекой от русского народа непосредственно. Тем не менее, она затрагивает и Россию, и также нашу церковь, как ни странно, ‒ тема нового папы римского. Как известно, им стал кардинал из Аргентины именем Франциск. Он стал Франциск I.

Константин Душенов: Это папа взял себе это имя, Франциск I, причем уже это наводит на определенные размышления, потому что тут явно идет отсылка к Франциску Ассизскому. А Франциск Ассизский является одним из отцов-основателей католического нестяжательства. Известно, что монахи-францисканцы даже ходили, подпоясанные вервью, веревками, не носили поясов, как знак нищеты своей.

Андрей Фефелов: Будет ли новый папа нестяжателем? Конечно, то, что он иезуит, что он принадлежит к таким достаточно жестким структурам, говорит в пользу этой версии. Но, с другой стороны, мы знаем, что банк Ватикана ‒ это одна из самых закрытых и коррумпированных, по сути, структур.

Константин Душенов: Нет, но взаимоотношения между Ватиканом, между папским престолом и Орденом Иезуитов были очень непростые. И папы же запрещали иезуитов. Были такие эпизоды, когда папский престол и Орден Иезуитов просто вступали в прямой конфликт. Потому что в середине XIX века, в начале XIX века, по сути, Орден Иезуитов обладал такой мощью, такой властью и таким финансовым могуществом, что соперничал с властью Святого престола. Так что как сложится ситуация на этот раз, предсказать трудно, конечно. Но нужно обязательно иметь в виду, что Ватикан сегодня является одним из столпов мирового закулисья, и вот эти структуры католического священноначалия очень тесно вплетены во все масонские закулисные тайные, полутайные структуры и организации. И когда мы обсуждаем политику Ватикана, нужно всегда иметь в виду, что мы видим только самую верхушку айсберга, а подавляющая часть реальной политики, реального влияния, реальной деятельности Ватикана находится под поверхностью.

Я вам, кстати, приведу пример, на мой взгляд, очень характерный. После того, как был разрушен Советский Союз, появилась информация – но появилась она очень скупо и очень дозированно – что, по сути дела, решение взять курс на развал Советского Союза было принято Рейганом и папой римским. Я уж не берусь судить, в какой форме это там было – они кофе-чай пили, или аппараты между собой договаривались. Но смысл заключался в том, что это две ключевые, опорные точки, опираясь на которые, мировая закулиса разрушала Советский Союз. Это была, с одной стороны, американская мощь, американское государство, империализм американский, а с другой стороны это был Ватикан с его деньгами, его закулисным влиянием, его структурами, разветвленными по всему миру.

Андрей Фефелов: Мне кажется, была еще третья точка. Называлась Политбюро ЦК КПСС, которая на самом деле целенаправленно в течение 4-х лет перестройки разрушала СССР.

Константин Душенов: Это просто свидетельство того, насколько там все сгнило к тому времени.

Андрей Фефелов: У меня совершенно другое представление. Но это совершенно другой разговор, огромный. Но кто бы ни сгнил, совершать то, что совершил Александр Яковлев, создав, так сказать, антисоветский агитпроп на базе советской прессы – это совершенно целенаправленное действие, которое было видно невооруженным глазом.

Константин Душенов: Нет, что касается Яковлева, конечно, да. Но в любом случае, это были уже исполнительные структуры. Даже если рассматривать ситуацию таким образом, не они принимали решения. Они решения реализовывали. Откровенные предатели, враги, агенты влияния, наподобие Яковлева, - они, конечно, имели большую степень свободы, выбирая конкретную тактику. Но стратегию определяли все равно не они.

Андрей Фефелов: Но не папа же римский. Видимо, все-таки, было задание сверху. Возможно, в недрах нашего КГБ. Кстати говоря, все-таки любые серьезные структуры сегодня, мощные структуры, они в основном теневые, и они в основном показаны обществу только своей маленькой макушкой. Ну, разве что мы с вами – серьезные и не теневые, находимся под софитами.

Константин Душенов: Пожалуй, единственные. Но есть древняя китайская мудрость: «Какая власть самая крепкая? Самая крепкая та власть, о которой люди не догадываются, что она существует. На втором месте та власть, которую любят. На третьем месте та власть, которую боятся. Дальше по нисходящей. Та власть, над которой смеются, и так далее». Так что, действительно, самая прочная власть это та, о существовании которой человек не знает. Причем действует, рассчитывая, что он принимает решения самостоятельно, исходя из своих соображений, своих интересов, а на самом деле он выполняет чужую волю и чужую установку.

Но возвращаясь к разговору по поводу папы римского, тут нужно иметь в виду, что перед ним встанет огромное количество внутренних проблем католической церкви и мира католицизма. Как в последние 50 лет, после второго Ватиканского Собора, который по сути дела сломал все традиции, открыл шлюзы, двери перед обновленцами разного рода, и извращенцами, и так далее. Эти 50 лет очень тяжело сказались на структуре католической церкви. Этот процесс внутреннего гниения настолько сегодня уже широк, что я уж не знаю, на самом деле, что нужно предпринять, чтобы поставить ему препятствия.

Андрей Фефелов: Вопрос: новый папа поставлен, назначен или собирается как-то выводить католицизм на какие-то духовные высоты, что ли?

Константин Душенов: Нет. На духовные высоты вывести нельзя. Ересь не может быть выведена ни на какую духовную высоту. То есть, судьба католицизма была решена тогда, тысячу лет назад, когда католический мир откололся от полноты вселенской церкви. И с того момента он существует как ересь.

Андрей Фефелов: Латинская ересь. Кстати, это не признают часть иерархов сегодняшних.

Константин Душенов: Но это отдельный тоже вопрос, понимаете. Да, действительно, патриарх Кирилл недавно отправил письмо предыдущему папе, который отрекся, и он там как раз говорил о совместной деятельности, очень, так сказать, высоко отзывался о его бескомпромиссности. Но здесь, к сожалению, мы встречаемся с противоречием между церковной политикой и церковной традицией, духовностью. Церковная политика, как и любая политика, это всегда некий поиск компромисса, это всегда лавирование, всегда некая интрига, всегда череда где-то уступок, где-то, наоборот, выпадов. С этой точки зрения, в общем, понятно, почему иногда из уст нашего священноначалия мы слышим слова, которые православному сердцу слышать больно.

Но это никоим образом не сказывается на сути. Потому что, при всем уважении к патриарху, он не может никоим образом влиять на вероучение. А мы имеем огромную традицию святых, угодников божьих, величайших. Ну, вот возьмите, например, отца Иоанна Кронштадтского, молитвенника русской земли, по молитвам которого воскресали мертвые, и это было зафиксировано врачами, кстати говоря. Знаменитый Боткин фиксировал случай, когда сначала констатировали смерть пациента, а потом, по молитвам отца Иоанна Кронштадтского, он возвращался к жизни. Так вот, с точки зрения духовной, исповедной, для православного сердца, конечно, гораздо важнее, что говорил отец Иоанн Кронштадтский о католицизме, чем то, что мы сейчас слышим из Синода. При всем уважении к нашему священноначалию. А православная традиция в этом смысле совершенно недвусмысленна.

Андрей Фефелов: Латинская ересь, понятно.

Константин Душенов: Ватикан – это гнездо латинской ереси, на протяжении долгих веков он был чрезвычайно враждебен всему русскому, всему православному. Он на протяжении долгих веков был инициатором самых масштабных атак на русскую церковь. Достаточно сказать, что нашествие тевтонских рыцарей, которым противостоял святой благоверный великий князь Александр Невский, рассматривалось на Западе тоже как Крестовый поход для крещения схизматиков. Этих, так сказать, русских варваров.

Поэтому тут не нужно никаких иллюзий. Стратегически ничего не изменится.  Ватикан никогда не был и никогда не будет другом России, русского народа и русской православной церкви. Он всегда был, есть и будет нашим врагом. Другое дело, что в XXI веке под грузом этого либерального секуляризма возможны тактические союзы в каких-то моментах. Но стратегически это ничего не меняет.

Андрей Фефелов: Есть другая тенденция, она более глубинная, и она не связана с поверхностными бюрократическими или, так сказать, даже неформальными властными контактами этих церквей. Это связано с глубинным духовным процессом. Многие католики ищут для себя нечто в православии. Они совершают паломничества в православные монастыри, они живо интересуются иконами. И, кстати говоря, русские иконы – вообще, православные, греческие иконы – они сейчас очень популярны среди католиков.

Константин Душенов: Популярность православных икон… Матисс их тоже любил и считал, что это одна из высот изобразительного искусства. Но в данном случае я думаю, это не важно, потому что иконы вообще – это не искусство. Это окно в другой мир. И когда рассматривают иконы с точки зрения эстетической, и говорят, что вот, католикам наши православные иконы нравятся, это эстетическое воззрение ущербно. Это неправильная точка зрения.

Андрей Фефелов: Просто я наблюдал в одном из храмов: в приморском городе установлен довольно величественный, большой храм, где царила такая полутуристическая атмосфера. И я увидел одно лицо, достаточно экзальтированное, духовное, видно было, что он действительно молится. И я с удивлением понял, что это католик, через какое-то время, когда он стал креститься.

Константин Душенов: Вот вы упомянули слово «экзальтированное», тоже, что называется, не случайно. Дело в том, что молитвенная практика православия очень сильно отличается от молитвенной практики католицизма. И эта вот экзальтация, которую вы заметили, на которую вы обратили внимание, в православной традиции считалась всегда признаком (прелести, 11:46), бесовской одержимости. Потому что настоящая молитва, православная молитва, сердечная молитва всегда творится в тиши. И она незаметна никому, кроме человека, совершающего эту молитву и Господа Бога, внимающего этой молитве. А всякая экзальтация, всякие внешние проявления – это, кстати, очень характерно для Игнатия Лаелы, основателя Ордена Иезуитов. Кстати говоря, и для Франциска, вообще для этой вот католической духовной практики, псевдодухновной практики, которую святые русские называли бесовской одержимостью, это действительно характерно.

Но, вы знаете, новый папа – его характеризуют, как человека консервативного, ну, для католиков, внутри католического мира - он сейчас будет стоять перед проблемой: как остановить разложение католицизма? Потому что оно идет прогрессирующими темпами. И вот даже сейчас, перед этим конклавом, известный католический итальянский священник, который и сам гей, и является защитником всех этих извращенцев-содомитов, он открыто, так сказать, выступал и говорил: «Мы должны приложить все силы, чтобы следующим папой римским стал гомосексуалист, потому что это будет торжество свободы, наконец-то мы вырвемся из душных объятий псевдохристианского» – с его точки зрения.

Андрей Фефелов: Видимо, чернокожая женщина-лесбиянка. Если так идти дальше по пути толерантности.

Константин Душенов: Ну да. На самом деле, вы понимаете, бес, это дьявольское наваждение, которое на самом деле стоит за такого рода высказываниями, бес не знает границ. Ему отвратительно, ему нестерпимо любое благочестие. Даже любой намек на благочестие нестерпим. И поэтому нужно иметь в виду, что вся вот эта братия содомская, она не остановится. То есть, они не понимают ни слов, ни убеждений, бессмысленно пытаться повлиять на них таким образом. Это вопрос, решаемый только хирургически.

И это не единственная проблема, которая стоит сейчас перед католиками. В принципе, это вот гниение католического мира отравляет миазмами и все окружающее. В связи с этим хорошо бы было, чтобы при всех нюансах современной церковной политики начальники наши церковные, пусть и говорили бы всякие слова хорошие и вежливые, но не забывали бы все-таки держаться на определенном расстоянии. Чтобы эти миазмы ватиканские не заразили православие.

Андрей Фефелов: Они так и держатся. Есть у них один, который все время ездит туда, но они от него дистанцируются. Но все-таки я вспоминаю такое знаменитое изречение. Кажется, сразу же после войны Сталину доложили про какие-то заявления Ватикана. Он спросил: «А сколько у Ватикана дивизий?». И хотелось бы поговорить как раз о дивизиях, вернее, об эскадрах. И удивительное произошло событие, вернее, симптом, который можно наблюдать, - это декларация о том, что снова наша средиземноморская эскадра появится у известных берегов.

Константин Душенов: Да, мне представляется это очень важным, символическим событием, потому что пятая оперативная эскадра, которая в советские времена противостояла шестому флоту США в Средиземном море, представляла из себя самое жало, самый пик советской имперской мощи.

Андрей Фефелов: Я бы сказал, это был такой плавучий Царьград.

Константин Душенов: Ну да. Но надо сказать, что там было очень трудно нести службу. Многие из моих однокашников, с которыми мы вместе заканчивали училище, те, кто служил на надводных кораблях и те, кто на дизельных подводных лодках служил, они там, в Средиземном море в составе 5-й оперативной эскадры побывали. В общем, нужно иметь в виду, что служба там была очень тяжелой. В силу того, что у нас не было никаких пунктов базирования. Если, скажем, 6-й флот США базировался в Неаполе, а в Неаполе 300 солнечных дней, и американские солдаты – авианосец стоит на рейде – а они, значит, могли там прошвырнуться, кофию попить. 5-я-то эскадра находилась на точке якорной стоянки. Даже пресную воду туда приходилось завозить специальным танкером.

Андрей Фефелов: Все время на железе, под солнцем.

Константин Душенов: Очень тяжелая была служба. Но это, кстати говоря, характеризовало русского моряка.

Андрей Фефелов: Еще, наверное, был фактор – не знаю, насколько сейчас он будет присутствовать – это ощущение бесконечного трения боками о потенциального противника. То есть, напряжение, которое сопровождало бесконечное дежурство.

Константин Душенов: Ну да. Но военно-морской флот, собственно говоря, был единственным родом войск, который в мирное время имел непосредственное соприкосновение с вероятным противником.

Андрей Фефелов: Мой знакомый, батюшка сейчас, а в прошлом офицер военно-морского флота, говорил о случаях такого «бряцания оружием», такой «игры мускул», которые на флоте имели место быть. И это все напоминало такую очень суровую игру, с одной стороны. С другой стороны, поскольку на кораблях стояло грозное оружие, все это весьма щекотало нервы.

Константин Душенов: Когда я служил на Северном флоте, я служил на атомных подводных лодках, 671-го РТМ-проекта, там как раз начальник РТС, ‒ радиотехнической службы – с которым мы плавали, он сейчас иеромонах. И, насколько я знаю, даже уже игумен одного из монастырей. А что касается вот этих игрищ имперских, то в ноябре 1983-го года на подводной лодке К-326, на которой мы несли боевую службу, непосредственно около побережья Соединенных Штатов Америки, произошла авария. Мы вынуждены были всплыть, и некоторое время ждали, когда придет спасатель «Алдан» с Кубы, чтобы нас «за ноздрю» взять и утащить.

Андрей Фефелов: Это тральщик какой-то?

Константин Душенов: Нет, спасатель. «Алдан» - это спасательное судно, специализированный буксир-спасатель со специальной командой. Об этом можно долго рассказывать. Об этом даже фильм потом сняли. Но интересно что – я, как вахтенный офицер, когда подводная лодка находится в надводном положении, я должен находиться на рубке. И вот меня туда, на рубку, значит, вытащили...

Андрей Фефелов: То есть, вы – герой фильма, оказывается.

Константин Душенов: Нет, фильм снимали про лодку.

Андрей Фефелов: Понятно.

Константин Душенов: Про меня его не снимали.

Андрей Фефелов: Даже были прототипы.

Константин Душенов: Нет, они просто нашли людей, которые плавали: командира, старпома, еще кого-то.

Андрей Фефелов: То есть, это ЧП на время вашей службы пришлось?

Константин Душенов: Это было в 1983-м году. Мы следили за американской атомной подводной лодкой. В этом районе американцы испытывали на то время новейшие гидроакустические системы. Они объемные, разносятся под водой на несколько километров – структура, которая должна улавливать низкочастотные излучения подводных лодок за много-много миль. И мы у них просто оборвали эту сеть гидроакустическую, потому что на этом проекте, на вертикальном стабилизаторе у него такая капля. Там пятая подсистема гидроакустическая расположена. И она, получается, как крючок. И, значит, всплывая на сеанс связи, мы обнаружили, что цель над нами. Командир дал команду резко на погружение и, погружаясь, мы его оборвали. А он потом намотался на винт, и сплавил, и оказалось, что мы потеряли ход. Всплыли, тут же пришли два американских крейсера, которые встали справа и слева.

Там очень смешно было. Командир знал, что я учу английский язык и владею им некоторым образом – ну, я когда вахтенным офицером стоял, почитывал просто некоторые учебники. И вот я сплю, меня будит моряк, говорит: «Товарищ старший лейтенант! – Циколи, такой грузин был, ‒ Вас на мостик». Я: «Какой мостик, что случилось?». Батюшки мои! Там на мостике командир, старпом, замполит, особист, в общем, кого там только нет. Солнышко светит. И стоят буквально кабельтов справа и слева два огромных американских корабля. По их классификации эсминцы были, типа «Спрюенс», а по нашей классификации крейсера. Они там под 8 тысяч тонн водоизмещением. И мне особист сует в руки мегафон «Березку» и кричит: «Минер, ты ему можешь сказать: «Отворачивай»?».

Очень похоже на флотскую байку, но действительно так оно было. Это такой первый момент шока. Так я это все к чему веду: потом мы плыли себе, плыли, ‒ «Спрюенсы» ушли, когда выяснилось, что небезопасно, можно нарваться на международный конфликт, ну, там были свои особенности. И вот я, как вахтенный офицер под солнышком нежусь наверху. А где-то над горизонтом летает противолодочный американский самолет, типа «Орион». И вот он летает и летает. Ну, я раз – тангенту нажимаешь так ногой: «Вахтенный мостик! Визуально наблюдаю цель. Высота три тысячи, справа двадцать, классифицирую, как «Орион»». Десять минут проходит, он улетел, опять: «Центральный мостик! Потерян визуальный контакт с целью» ‒ и так далее. И вот он куда-то ушел за горизонт, и я себе спокойно нежусь под солнышком. А он что сделал? Он ушел за горизонт, опустился на высоту метров 50, и идет прямо вдоль диаметральной плоскости. А мы на тот момент имели с американцами соглашение, что при облетах нельзя имитировать боевой курс. А полет вдоль диаметральной плоскости – это как раз и есть боевой курс. А он еще со стороны солнца зашел, на маленькой высоте. И я себе лежу, лежу, и вдруг с ревом эта дура вылетает. Я уж не помню, что я там закричал, завизжал. Но главное, что когда командир выскочил наружу, уже ничего не было, он уже прошел и ушел за горизонт. И я уже даже ничего ему объяснить не мог.

Это все к тому, что действительно, это боевое соприкосновение – серьезный фактор. И мне кажется, что возобновление нашей боевой деятельности на постоянной основе в Средиземном море – это очень важная вещь.

Андрей Фефелов: Это симптом, очень серьезный симптом в плане сегодняшнего состояния российского государства.

Константин Душенов: Он еще почему важен – потому что геополитическая ситуация складывается таким образом, что грядущая мировая война, впервые, наверное, имеет шанс пройти не на территории России. Не на Смоленщине, не на Брянщине, а на Тегеранщине, на Багдадщине, понимаете? То есть, пройти там, где эта вот дуга Юго-Восточной нестабильности непосредственно соприкасается со Средиземным морем. И, собственно говоря, Средиземное море может стать стратегически важным плацдармом в этой грядущей мировой войне. И оно приобретает особое значение в этой ситуации. Особое значение имеет и тот факт, что мы пытаемся возобновить свою деятельность. Именно пытаемся, потому что, конечно, это не сравнить. Заявлено, что там будет находиться эскадра из 10-ти кораблей. А Советская 5-я оперативная эскадра – там 70-80 вымпелов. Там находилось по 25 боевых кораблей, до десятка подводных лодок.

Андрей Фефелов: И уровень мобилизации личного состава.

Константин Душенов: Во-первых. Во-вторых, я могу сказать, что все корабли, выходившие на боевую службу, имели на борту тактическое ядерное оружие, дизельные подводные лодки, которые выходили, все были заряжены. А атомные подводные лодки - мы ходили на боевую службу в Средиземное море, в 1982-м году я ходил, и в 83-м ходил. Но атомоходы они даже не всплывают. То есть, они присутствуют в рамках этой пятой оперативной эскадры, но даже командование оперативное не с эскадры, оно осуществляется все равно из Москвы, и продолжает осуществляться. Так вот, из 6-ти торпедных аппаратов, которые были на лодке, в 4-х лежали атомные бомбы. Причем там такие головы у них – я, естественно, не знал, никто не знал, собственно говоря, какая голова у торпеды, даже командир этого не знал. Но по некоторым косвенным признакам можно было определить.

Вот торпеды, снятые с вооружения, 6576К, из-за которой якобы погиб «Курск». Толстая торпеда. Я с ними отходил три боевые службы, это фактически мое оружие. Поэтому я не знаю, из-за чего погиб «Курск», но я зуб даю, что та официальная версия, которая изложена, не соответствует действительности. Из-за чего он на самом деле погиб – не знаю. Но вот то, что озвучили для публики – ну, это ни в какие ворота. У меня две толстые торпеды лежали в аппаратах в ядерном снаряжении. А их «толстыми» называют, потому что калибр торпедного аппарата 533 мм обычно, а «толстой» - 650 мм, 65 сантиметров. Так вот, дистанция безопасной стрельбы этими торпедами была 11200 метров. То есть, как бы молчаливо предполагалось, что, если ты выстрелишь с дистанции меньше, чем 11200 метров, ты можешь попасть под ударную волну собственного взрыва. Вот, судите сами, какая там была голова.

Поэтому, конечно, то, что предполагается сейчас, нельзя сравнить с советскими временами, но это очень хороший симптом. Хотя, с другой стороны, я должен сказать, что складывается очень двойственное впечатление от всей государственной политики последнего времени. Потому что получается, что на этом либеральном тулове сидит империалистическая голова. Такая химера. Она не может долго существовать, потому что смотрите: с одной стороны принимаются решения о возобновлении нашего имперского присутствия в Средиземном море, а с другой стороны новым главой Центробанка предлагается избрать Набиуллину, одного из наиболее ярких представителей либерального лагеря, этой либеральной тусовки, либеральной мафии, либерального лобби – как хотите, называйте. И это говорит о чем? О том, что политика – а Центробанк это же важнейшая экономическая позиция – экономическая политика во всяком случае, радикально меняться не будет. Опять же я не знаю, может, Путин хочет какой-то баланс сохранить: здесь мы, типа, патриотам, а здесь мы немножко либералам, чтобы не накрениться слишком сильно. Но как бы тут не заиграться.

Андрей Фефелов: Просто есть впечатление, это конспирология, но, возможно, так и есть, что финансовая система находится под особым контролем мировой закулисы. И это является основой привязки современной России к этому пулу, так сказать, западных держав, этих сил, которые можно определить как мировое правительство, и любое изменение курса в отношении финансов приведет моментально к горячему конфликту, втянет Россию в горячий конфликт.

Константин Душенов: Мы говорили уже с вами на эту тему. Я, честно говоря, не верю. Никто, конечно, в горячий конфликт с Россией вступать не будет, самоубийц нет, это во-первых. А во-вторых, это тоже отдельная тема, но международные финансовые институты, например, федеральная резервная система США, - она же очень сильно потеряла в самостоятельности. То есть, в течение последних нескольких лет американское государство совершенно недвусмысленно показало ФРС ее место, поставило ее, грубо говоря, в угол. И ни у кого не должно быть никаких сомнений: на сегодняшний день – я не знаю, как это было 10 лет назад – но на сегодняшний день решения принимаются в Белом доме. Они принимаются не в ФРС, понимаете. И с этой точки зрения как раз результат кризиса, который развивается, начиная с 2008-го года, один из его ключевых результатов заключается в том, что эта международная финансовая кулиса очень сильно потеряла свое влияние.

Андрей Фефелов: Дай Бог, дай Бог. Константин Юрьевич, спасибо за душевную беседу.

Константин Душенов: Спаси Бог и вас. Спасибо за внимание, братья и сестры.