Лекция Андрея Кочергина (часть 1)

Лекция Андрея Кочергина

Часть 1

Лекция Андрея Кочергина в Культурно-просветительском центре святителя Иоанна Златоуста, 29 сентября 2012 года. Часть первая.

Зовут меня Андрей Кочергин, я более чем уверен, что вы в курсе. Иначе какого вы тут все собрались, как об этом узнали? Единственная возможность – люди собрались и холодно было на улице.

У меня тут есть вопросы – их аж 26 штук. Это хорошо, что вовсе не означает, что если у кого-то есть животрепещущий вопрос и без него ему просто смерть, короче говоря, ему надо срочно задать, потому что если не задаст, то жизнь прошла мимо – я на него с удовольствием отвечу. Я вообще очень люблю живых людей. Руку подняли и как-нибудь: «Мне вот ответьте, скажите мне честно, смотрите мне в глаза» – вот это мне очень нравится, вообще.

Социальная составляющая оружия – она крайне противоречива. С одной стороны, я услышал такую замечательную вещь: «Знаете, рабы оружие не носят. Только свободные люди во все времена истории имели право на ношение оружие, и это их отличало от рабов». Я говорю: «Ой, как интересно, а как быть с гладиаторами? ». И сразу – раз, конструкция рассыпалась. Только что красиво звучала, и даже сердце екнуло – да, действительно, мы – не рабы, рабы – не мы. Сразу треуголка какая-нибудь, или, я не знаю, берданка, или трехлинейка, или шашку какую-нибудь представил в руках.

Вы понимаете, какая штуковина: зачем вообще оружие? Любой поступок надо рассматривать: зачем? Целевая установка какая? Если я понимаю, например, что я родился в 1964-м году, и я увидел первый раз резиновую дубину году в 1979–1980-м, наверное, и, знаете, я обрадовался, честно скажу. Знаете, почему? Америку напомнило – как в Америке, посмотри, какая красота. Пистолетов вообще милиционеры не носили – знаете почему? Они ни к чему были. Реально ни к чему, потому что был порядок. Я еще раз говорю, могут как угодно со мной спорить, но, когда четкое понимание: что? за что? как? почему? То всем было от этого хорошо. Реально было хорошо.

Я всех людей прекрасно понимаю, что тоталитарный режим. Я понимаю, что номенклатурный класс всем порвал мозг, нажирали себе там богатства какие-то непонятные. Все это понятно, но мы сейчас не об этом. Мы видели реальный пример того, что при наличии ясных, понятных, очерченных рамок поведения социум по ним жил. При этом это не достигалось тем, что социум пороли по пятницам, например. Так, с 16. 00 до 18. 00 – порка, и всю неделю у него глаза горят, жопа дымится, и настроение хорошее. Нет, этого ничего не было. Просто понимали: когда в Череповце Дуся зарезала на кухне Федю — это была трагедия. Это из Москвы прокурор прилетал или следственная группа. Мало ли, она зарезала его с социальным подтекстом каким-нибудь, может это с партией было связано?

Сейчас все нормально – зарезали да зарезали, убили и убили. У меня товарища убили — знаменитый Саша Павлов. Его раздавил очень профессиональный человек: три трупа, три молодых парня. У него двое детей, одному было где-то месяца два, что ли. Дело не возбудили. Чего его возбуждать-то? Объясним: колесо лопнуло. И так траектория интересно сделалась: колесо как бы лопнуло, машину как бы раздавил, а потом уехал не в лес, как мог бы уехать, а в поле. При этом переехало машину сопровождения охраны, к примеру.

Возникает вопрос. Когда этот порядок можно трансформировать по своему желанию, тогда у любого человека сразу начинает в душе загораться такой тлеющий огонечек: «Вот бы мне какую-нибудь берданочку, и я бы сейчас стрельнул бы, и сразу бы стало все по-другому. Не потому, что в стране что-то бы изменилось, но она бы поняла, кто я такой». Вот заявление социальное нам нужно. А мне всегда казалось, что мы очень хотим того, чтобы мы жили в счастливой стране, чтобы в стране можно было что-то съесть, чтобы я понимал, что имею достойную работу. И меня не волнует, что я иду вечером и что у меня меленькая дочка из школы возвращается по темноте. Я так жил однажды и я это видел, ребята, правда. Я еще на самом деле молодой сопляк, если посмотреть на меня внимательно, или я выгляжу хорошо, не знаю.

Когда мы сейчас понимаем, что все – вот стоит милая девочка, она хорошая, она кайфовая. Она рыженькая такая, что особенно приятно, и она с дрожью в голосе рассказывает: «Если у нас нет пистолета, как вы собираетесь ходить по этим улицам? ». А мне так хочется взять картоночку ей на грудь и написать: «17 изнасилований». Я сегодня с товарищем разговаривал, и он меня спрашивает: « А что мне делать, если мне нож к горлу подставили? ». Я говорю: «Никогда вам нож к горлу не ставили, вашему родственнику ни одному не ставили, друзьям вашим и ваших родственников нож к горлу не ставили, вы никогда не видели, чтобы это происходило. С чего вы взяли, что вам когда-то поставят нож к горлу? ». Мы умозрительно сами себе надули какой-то комплекс неполноценности. Мы в каком-то ужасе пребываем, и этот ужас нам подсказывает, что нам дозарезу нужно собственное оружие, с которым мы собираемся что-то сделать. Причем, мы не счастливое будущее даже хотим сделать, мы себе заявить пытаемся, что если когда-нибудь какой-нибудь «мормулен» начнет мне что-нибудь мычать: «Да, я ему объясню! ». Причем самое забавное, что это так и произойдет.

Причем интересно, что сильные, волевые, опытные люди, которые реально понимают, что такое оружие, почему-то не стремятся его иметь. Знаете почему? Он, падла, тяжелый. Ведь, правда, вот пистолет, который носишь – он тяжелый, он реально очень тяжелый. И при этом при всем, вот походил-походил и сам себе думаешь: «Вот, я, конечно, и должность у меня и все такое, и охрану-то мне смешно», – представьте, охрана у Кочергина – обхохотаться можно. Потом думаешь: «А дай-ка я его дома разочек забуду. Может, прокатит? ». Раз прокатило, два прокатило, а потом думаешь: «А зачем он мне нужен в принципе? ». Исходя из того, что мне по должности положено было иметь.

Тоже смотришь на эту дурочку молодую, и я даже не понимаю, какой именно марки пистолет она будет с собой носить, в силу женской конституции. А если она носит его не на себе… Знаете, как определяется, где оружие находится? Сейчас покажу. Оружие находится вот здесь (показывает), именно с этого места оно легко снимается, а если оно у вас находится игриво в сумочке, и вот так: «Извините». Вот это «извините» не получится – башка отлетит вместе со всем остальным, и у очередного преступника появится пистолет от очередной дуры.

Причем есть вторичный рынок. Я постоянно всем рассказываю страшилку. Я преподаватель Полицейской Академии штата Герреро в Мексике. И у них вот так вот а-ля: «Ведерко патронов, два ведерка пистолетов» – это не вопрос. Причем как определить, какой пистолет, грубо говоря, подлинный, а какой криминальный? Они «целики» выбивают. Жарко очень, они ходят в трусах. «Целик» на пистолете объясняю, что такое. Вот есть мушечка – такая палочка в конце, такая «пупочка», а есть такая хреновинка с дырочкой, куда смотрят в эту дырочку, чтоб увидеть эту «пупочку», и удобно стрелять. Так вот, чтоб пузо не царапало, они этот «целик выбивают». Получается что-то типа дробовичка, но с нарезным стволом. Они в трусиках ходят, их не царапает. И никаких пистолетиков. У них эти пистолетики носятся одним образом, потому что мексиканский народ проголосовал за то, чтобы у них было оружие — им так захотелось. Имеют право, на самом деле, выбор-то понятен. Они хотели порядка.

У них порядок? Я вас умоляю. Первое вообще в мире – это Бразилия, вторая Мексика. Когда я был в том году, 1635 обращений в полицию по поводу киднеппинга. Если вы вдруг заработали денег или сдуру родили ребенка, готовьтесь – будет прикол. Поэтому, как только кто-то что-нибудь заработал, то валит из Мексики куда-нибудь. Причем, при всем при этом народ понимает, что на коррумпированную полицию надежды никакой. Он как бы думает, что если у него есть пистолет, у него есть шансы на то, чтобы каким-то образом защищать семью и себя в процессе чего-то. Так вот, в индивидуальном разряде, друзья мои, ничего не получается.

Не получается и у них, в том числе. Они приводят в пример какую-то смешную Молдавию, они приводят в пример забавную Латвию. Я еще при этом долгое время в течение четырех лет был инструктором по подготовке личной охраны президента и сейма Латвии. Самый поразительный случай, который был у меня касаемо оружия, — это когда при конфликте в ресторане, молодой человек тупо не стал париться, а достал пистолет и взял, расстрелял человека за соседним столом, вот так.

Я к чему говорю? Сделайте порядок в стране и выдайте нам оружие. Пускай будет порядок, и пускай у каждого свободного человека окажется пистолет. Когда в стране анархия, то зачем бензин-то лить в костер? Это что за дурь такая? Это чтобы какой-то там, как я называю, «интеллигент в маминой кофте», увидел мою харю — а я ее и сам видел, какая она у меня. Он понимает: «О чем мне с ним разговаривать? Он возьмет, да и пальнет». Ребята, у меня дела, ей Богу. Я вот как-то не готов ко всему этому, правда, не готов. Это кто-то будет решать, вот сию секунду, что есть правда на этой планете? Причем не факт, что у него ущемленное самолюбие не взыграет сейчас, не факт, что его не отпинали где-нибудь 15 минут назад, месяц назад. Он всю жизнь месяц от месяца мечтал излить весь этот яд в окружающую среду. Порядок есть объективная категория, основанная на законе и исполнении его, а не на личном мнении какого-то человека, которому доверили в руки вещь, которая забирает чью-то жизнь.

Еще один момент небольшой. Пистолет — с него очень сложно не убить человека. Все эти рассказы о том, что вот то-се, пятое-десятое. Вы статистику посмотрите. Любое ранение в корпус, фактически, может быть летальным. А кто знает, почему? Чем отличается проникающее ранение от ножа и от пистолета? Слушайте, я умен не по годам, вот я знаю, я ведь не зря сюда пришел. Контузия раневого канала, некроз тканей, то есть в силу огромной энергии пролетающей пули – вот то, что она делает дырочку – это фигня. Вокруг нее образуется некроз, то есть, по сути, умершая ткань. Вот такой кусок, если насквозь, то вот такую трубу, вырезали из вас и достали. Причем самое забавное – да ладно дырочка, оно некроз, оно мертвое, оно сейчас гнить начнет. И вы вот, вроде бы, выжили, и вы — молодец. «Скорая», позвякивая этими штуковинами, повизгивая на поворотах, домчала вас в больничку, и белые люди в белых халатах сделали, что надо – а вы один хрен сдохли, потому что у вас началось обвальное заражение крови, и вы померли, к примеру. Вот такая незадача.

Я сейчас объясню, что такое контузия. Мне, кстати говоря, очень понравилось – показать не смогу, к сожалению, без пистолета пришел. Сидим, разговариваем, значит, со спецназовцами. Я говорю:

— А вы знаете, что такое контузия ткани?

— Знаем.

— А видели?

— Видели.

— Нет, не видели. Купите мне апельсин.

— В смысле?

— Апельсин купите, пару штук хотя бы. Для начала покажу, что такое контузия вследствие взрыва какого-нибудь.

Берем апельсин и шарахаем об пол. Разрезаем, а там вот все в фарш. Шить нечего, порвалось все. А теперь смотрите прикол. Ставлю, значит, апельсин, стреляю из «Чезета», и у меня ошметки от этого апельсина кусками повылетали метра на три. Блевать хочется, глядя на это. Я говорю:

— Вот бы всем это показать.

Я, вообще, сторонник практического опыта, когда видно, что это такое. Тогда энтузиазм каких-то прохладных людей, которые в жизни в армии не служили…

Кстати, поразительно, но самые голосующие за оружие люди – это люди, которые в армии не служили. Так потихонечку белый билет себе сделали, а теперь в ковбоев играют. Они себе покупают военную форму. Один человек со мной очень спорил, потом я сдуру – вернее не сдуру, я ехидный парень – взял и решил посмотреть, имея возможность, кто он. Все фотографии: он, значит, весь в BDU (это такая форма американская), с двумя ножами, в маске, все такое. Я говорю: «Гениталии на наковальню, в армии ты, брат, не служил точно». Потому что мне это все понадевай, оно мне вот где! А он все в ковбоев, ты понимаешь? Вот ему надо стрельнуть, вот доверь ему это все. Если он с двумя ножами где-то, бедный, гоняет, фотографируется: «Хорошо, красиво смотрюсь? ».

Вот моя позиция. Еще раз повторюсь – я никогда ни на чем не настаиваю, может, она неправильная даже. Я имею право, как частный человек, иметь мнение. Вот тут важно: мы, к сожалению, потеряли право на собственное мнение. Мы его потеряли и брать не хотим. Нам почему-то нужен срочно какой-то такой специальный человек, который сейчас что-то такое скажет, мы ему поверим. И он нас не обманет, и заколосится рожь, и крокодильчики забегают веселенькие по газонам, и кокосики расцветут, и жизнь у нас наладится, и мы дома, с табуреточки попу не поднимая: «Точно, ведь удалось! Не ошиблись! Ведь с лица-то хорош – глазки маленькие, смышленые, не подвел! ». Мы чего-то там не то курим, нам дилера менять надо.

Мы – все и каждый из нас, кого угораздило родиться в эту самую пору – обязаны (слово «обязаны» ключевое) в трудный для Родины час, иметь собственное однозначное мнение по большинству вопросов, которые важны для государства и народа, который мы представляем. В этой связи я считаю преступным, когда человек не определен с точки зрения своих социальных воззрений, своих политических воззрений и воззрений экономических даже в большей степени. Я категорически уверен, что цитата Ленина: «Политика — это сконцентрированная экономика», не более чем правильная – она единственно возможная. По большому счету, мы все с вами говорим ровно об одном: нам не нравятся социальные условия нашей жизни. Они нас не устраивают. Для того чтобы они нас устраивали, нужны политические свершения, но не какие-то абстрактные, а именно те, которые позволят нам добиться того, что то социальное окружение, которое мы хотим увидеть, было реализовано. Чтобы законодательство действительно воплощало наши чаяния, титульной нации, которую мы с вами представляем. Причем, без всяких сомнений.

Однопартийная система, которая существует теперь – это плоть от плоти той однопартийной системы, которая существовала при Хрущеве. Хрущев это все начал вот в таком виде. При господине Сталине был реальный, настоящий, жесткий коммунизм, но он хотя бы верил в то, что делает, и делал это жестко и красиво. Он титан, он гений, он злодей, но он титаническая личность без всяких сомнений, способный на поступок, способный на свершения.

После него началось. Да кайфово все, созрел номенклатурно-бюрократический класс, они поняли, что у них есть привилегии и они их берегут — ничего не изменилось, посмотрите. Я не в плане критики даже – да они кайфовые, у них все получается. Почему? Потому что они хотят защищать свои классовые интересы. Мы-то почему не хотим? Я говорю «не хотим» сознательно. Мне часто говорят: «А вы вот этого смотрели? А вы вот этого слушали? А он такой молодец». Я говорю: «Нет, ребята». Я со своей стороны могу согласиться, что есть материалы поразительные по своей глубине, тонкости и праведности, и которые действительно в состоянии что-то сделать. Отчего я о них не знаю ничего? Это я, который рыскает в поисках всего, как спаниель по кустам? Я не знаю, я не слышал, я не вижу ни одной стройной, реально исполнимой экономической доктрины санации экономики страны. Значит, я не верю ни в одну политическую доктрину, потому что она может основываться только на экономической платформе: что сделать для того, чтобы мы начали все-таки производить что-то, стать производящей страной?

Меня поразил наш вице-премьер. Правильно я называю теперь Медведева, вице-премьер же он у нас теперь? Премьер-министр, правильно, так правильно. Извините. Видите, какой я – не стесняюсь быть смешным. Вчера буквально, я лежу себе в Брянске, по наитию нажимаю кнопки на телевизоре, потому что я обычно не смотрю, – а тут интересная картинка мигает. И тут он, раз такой, и Медведев, типа: «Граждане России, не волнуйтесь. Мы готовим бюджет по среднестатистической цене нефти. Если нефть упадет, мы не привязаны к этой цене. Мы взяли за несколько лет вывели среднее, — и к ней. Не волнуйтесь, социальные гарантии будут в безопасности, нефть мы держим в руках». Он говорит: «Милые лопушата, вы нигде не работаете, но вы и сами это знаете. Вы все в сфере обслуживания, вся страна привязана к дырке в земле и там что-то течет. Старшие пацаны забрали то, что ваши деды откапали, и там что-то поставили, и они теперь пилят эту хрень. У них чего-то остается, вам падает, вы хватаете и отправляетесь за покупками и покупаете. Чтобы вы не волновались – мало ли что случится – мы среднюю цену возьмем, мы не будем сильно колебаться в этих, не знаю в чем, да вам и знать-то не надо. Однако вы не волнуйтесь, мы стоим на страже дырки в земле». Вот эта вот страна нереальных размеров вся привязана к отверстию. Мы живем в отверстии, на самом деле. Я не знаю, Страна имени диаметра.

Я еще раз говорю – посмотрите на Китай, самая обеспеченная инвестиционная политика в мире. Столетний план развития, который они выдерживают. Они на 100 лет вперед себе взяли план, как будет развиваться Китай на 100 лет, и каждый год отчитываются, и у них порядок. Возникает мысль, что они развивают производство, понимая свой безумный человеческий ресурс. У них выросли уже квалифицированные кадры. У них нет гастарбайтеров – только никому не говорите. Эти гастарбайтеры там как бы до одного места там. Извините меня, но при таком темпе падения населения страны – нас, собственно, и в плен брать не надо, мы сами передохнем сейчас.

Всего-то делов, взять из этой дырки эту самую нефть и вместо того, чтобы размещать ее на счетах американских банков, — неужели нет ни одной инвестиционной программы по развитию, предположим, строительного бизнеса? Предположим, утюги. Прекрасные русские утюги, которые — раз, и утюги-утюги, да мало ли что. Вторичный продукт, не первичный, но хотя бы вторичный. Это понимаете что даст? Гастарбайтеры, я вам рассказываю, налоги в нашей стране не платят, они не пополняют наш социальный пакет. Если они работают, они все деньги отправляют туда, откуда они приехали. Русский человек по умолчанию платит налоги здесь. Когда мы создаем рабочие места, мы пополняем бюджет. Это очень просто понять, но очень сложно понять, почему мы этого не делаем.

Опять не вопрос – как вам объяснить? – бывает, стряслось, мы что-то делали, когда там выбирали, мы заняты были, и оно как-то выбралось. Не вопрос, опять. Вопрос в другом: нам не просто не нравится, мы должны знать, как по-другому. Все вот эти мои, я не знаю как их назвать, соратники по говорящей голове – они молодцы, они как бы жгут глаголом. Я даже повторять не хочу, у меня хуже получится, потому что там, как ни послушаешь, ух, забирает! Они по всем пройдутся. Смысл проходится по кому-то, если не предлагают? Хорошо, вот эти все подонки, а как делать-то?

— А делать-то чего?

— Власть дайте, я со всеми разберусь. Давайте мы их выпорем всех, и наш порядок наведем.

– А ваш порядок – это чего?

– Знаешь, как выпорем, так и узнаешь наш порядок.

– Знаешь, я же после с вами хочу, там с вами сзади покричать из-за спины, кинуть чем… Так какой порядок-то?

– Короче, разберемся, ты главное не волнуйся.

Вот это все вот так у нас. Вместо этого, я думаю, что любой здравомыслящий человек должен сформировать свои представления о том, как он себе представляет развитие именно экономики, и объединять свои усилия именно с людьми, которые представляют это одинаково. Разговоры сегодня в России, в мире даже, о том, что это сделать сложно – они смехотворны в силу того, что если меня смешивают с помоями мальчики из Гудоебши по Интернету, что им мешает воссоединиться в едином порыве, понимая, что Родина в опасности – электросети есть везде?

Мы сейчас могли бы не встречаться в этом кругу, вполне хватило бы Skype или конференцию сделали бы. Я так уже делал с Бурятией. Не вопрос – болтай и болтай. В меня кинуть только нечем. Только в экран, например, а так я вполне живой там. Я главное, себя там видел: я вижу себя на камеру и я вижу себя еще на экране – кайфово смотрелось – шамкает губами, буровит чего-то там — прикольно.

Это я поздоровался так, ребята! Это меня так несет, вы представляете, ужас какой? Шесть часов еще болтал.