Лекция Андрея Кочергина (часть 3)

Лекция Андрея Кочергина (часть 3)

Лекция Андрея Кочергина в Культурно-просветительском центре святителя Иоанна Златоуста, 29 сентября 2012 года. Часть третья.

Андрей Кочергин: Вы знаете по умолчанию, если государство не мое, а как так случайно может оказаться, что оно мои права какие-то защищает? Чего бы оно не понимало? У меня такое ощущение, что сейчас изменили правила дорожного движения и лысых будут в тюрьму сажать, потому что они отблескивают и слепят надвигающихся водителей. Может такое быть? Я ни хрена не удивлюсь! Поэтому, вы знаете, у меня нет ни удивления, ни изжоги, ни ненависти к этим людям. Я реально говорю, я очень мило отношусь к государству этому. Оно ухитрилось нас всех загнать в какой-то непонятный хлев, и мы там мычим. Это подвиг! Потому что это додуматься надо было. Они же сумели это сделать. Они реально молодцы. Я искренне это говорю. Они сегодня – власть в нашей стране.

Я скажу более, если вы посмотрите, есть такой цикл передач «Контрреволюция». Я там чуть ли не порвал сам себя в дребезги от злости. Я не люблю себя злого – это неправильно, это минимум не по православному, я просто ядом там изошел. Я все время спрашиваю: «Почему когда выходят русские люди спросить что-либо, почему нерусский человек оказывается на трибуне и начинает брать бразды правления в свои руки? ». Мы что идиоты, что ли? Почему мы своего-то не можем найти? С другой стороны понимаю и настаиваю на этом: лидер – это первый среди равных. Что я сейчас здесь делаю? Я занимаюсь ни больше, ни меньше – патриотическим воспитанием. Знаете почему? Потому что я – кандидат педагогических наук. Да, в голове у меня порядочек. К тому же  я православный человек. Меня Владыка Юстиниан Нью-йоркский обозвал миссионером. Я миссионерской деятельностью занимаюсь.

Я добросердечный человек, и я говорю о том, что до тех пор, пока мы не осознаем себя личностями, пока мы не поймем, что мы стремимся стать святыми людьми, то есть прямо воинами Христовыми, прямо праведниками, прямо выходишь на улицу ночью, не нужно освещение, прямо в глаза светит. Ни больше, ни меньше. Без шуток. Вот тогда среди нас появится человек, который окажется тем самым парнем, который рискнет на себя нагрузить ответственность за эту огромную империю. Он на себе потянет, и мы будем верить ему только потому, что он – один из нас и он такой же, как мы. Какие мы сейчас, ребята, лучше нам не высовываться, потому что из нас вылезет очередной Рогозин или еще какой. Дай Бог, здоровья. Извините, что всуе поминаю людей. Нехорошо это, неприлично. Просто как, кого мы сейчас можем родить, если мы таковы? Здесь нужен юношеский, идиотский, глупый порыв сделать что-то лучше.

Когда детский максимализм толкает людей на свершения, а люди битые, грамотные говорят: «Неизвестно кто этому лысому приплачивает, тут про него такое писали». Я сижу в Нью-Йорке, разговариваю, а там же, как бы информационные проводы в диаспоре не очень большие. Я прихожу, а мне благословление – прямо преподаю второй раз уже в Никольском Федеральном соборе в Нью-Йорке. Знаете, кстати, где он находится? Обхохотаться – на границе с Гарлемом, ни больше, ни меньше, там самое место, мне кажется. Я захожу в храм, там батюшки знают, что это я. Они: «Привет, привет» и бочком от меня. У меня всегда так бывает. Девчонка такая сидит: «Ой, вот он, я на фотографии видела», — значит и спрашивает, а со мной люди пришли. «Я фотографию видела, а кто он? ». Вопрос сложный, вернее ответ. Потому что если меня спросить: «Кто? », то я даже толком не отвечу. Правда, я не знаю, кто я. Я так двумя словами как-то даже… а тремя, получается… меня, по-моему, несет, да?

Они такие: «Как? Кочергин». Она говорит: «Да? Он какой-то, да, интересный какой-то». Они: «Так, да, вещает, велеречив, журчит как ручеек». Конец истории. Я там как дал 3, 5 часа, посмотрите, в Интернете, кстати, есть как раз этого года. Она выходит и говорит: «Не знаю, а я против. Глаза у него какие-то хитрые». А я там сердце вынимал, флюорографию показывал, отпечатки сдавал, бакпосев, мазок, что хочешь, а глаза – хитрые. Не поперло, короче.

Вот так у нас отношения. В принципе, в этом что-то есть, потому что это общее. Это не в Нью-Йорке дело. Не то, что она какая-то беженка или что она там делает в Нью-Йорке? Я не понимаю. Мы все с поворотом. Вы знаете, есть такая смешная шутка. У нас есть такая теория заговора. По радио: «Московское время 20:00 часов. В голове: «Интересно. Кому это выгодно? » В этой стране ничего просто так не происходит». Или еще одна дурочка сказала: «Что это вас не пристрелят никак? Вы тут ездите везде». Говорю: «Прости меня за это».

Вопрос из зала: У меня есть транседентный вопрос.

Андрей Кочергин: У меня есть справка, что я не шучу. Трансцендентный, давай.

Вопрос из зала: Ваше отношение к уранополитизму? Все-таки наша истинная родина…

Андрей Кочергин: Нет, ты сказал, я услышал, можно не разговаривать. Я интеллигентный парень и знаю, что такое уранополитизм, поэтому не надо продолжать. Вы знаете, любой уход от социальной действительности… Давайте даже не так. У меня есть тема, называется «Пораженцы в православии, вон! ». Когда меня смиряет очередной батюшка, который мне говорит: «Смиряйся, ты в прелести. Куда тебя прет? Почему ты с людьми разговариваешь? Кто тебя благословил? С чего ты взял, что ты имеешь право про православие говорить? Когда у нас Царствие Небесное – вот где наша родина». Я еще при этом философ. Есть объективный идеализм и субъективный идеализм. Поднимите руку, кто в курсе, в чем разница? Сейчас наговорю, раз никто не знает!

Объективный идеализм – это вера в Бога по-простому, при том, что мир познаваем. Если он познаваем – он изменяем. Мы – люди православные, веруем в Бога и в Закон Его, и из Закона Божьего, через Господа, тем самым познаем мир, созданный Создателем в том великолепии, в котором он существует. Карл Юнг, в свое время, перевернул теорию буддизма о великой  пустоте и сказал: «Мир непознаваем, его нет». Занимайся собой. Почему? Потому что для дальтоника эта стенка – она серая, а для меня она коричневая. Кто из нас не прав? Это его мир, мир дальтоника. Когда он умрет – умрет его мир.

Уранополитизм, когда баптисты мне говорят: «Да нет никакой родины, не надо никого защищать – надо душу свою спасать. Смиряйся, смиряйся». Я говорю: «Подождите, я не знаю. Есть такой парень, его зовут апостол Яков, я не знаю, как с ним быть. Вера без дел мертва». Есть другое: «Я – русский православный. Какой восторг? ». Александр Васильевич Суворов. Я солдат и мне Суворов-то ближе. Когда я это понимаю, я понимаю, что Родина – это моя мама, это мои дети, это люди, которых я люблю. О каком Царстве Небесном я могу мечтать, если я их предам? Если призовет Господь, а я памперс обмочу и не помру где надо. Единственное, о чем прошу – о том, чтобы Господь даровал силы, чтобы не дрогнуть. Поэтому в уранополитизм я отправлю уринотерапевтов – им там самое место. Я уж как-нибудь здесь.

Вопрос из зала: Андрей, нет противоречий?

Андрей Кочергин: Конечно.

Вопрос из зала: Почему бы не взять Родину и верить в небесное гражданство? Одно другому не мешает.

Андрей Кочергин: Понимаете, штука такая. Вы кого цитируете сейчас, когда так говорите?

Вопрос из зала: Вообще-то до отца Даниила, многие святые отцы писали, что…

Андрей Кочергин: Фамилия, имя, отчество, причину рождения этих отцов – быстренько! Кто еще?

Вопрос из зала: Хорошо. Он писал, есть конкретная цитата, что, прежде всего, думайте о небесном.

Андрей Кочергин: Иоанн Златоуст. Он мог ошибаться?

Вопрос из зала: Все могли ошибаться.

Андрей Кочергин: Нет, секунду, вопрос очень простой. Нет, вы себя не сравниваете, пожалуйста. Вы с лица другой. Иоанн Златоуст мог ошибаться? Мог. Знаете, что он однажды написал? Он конец света предсказал. Не сбылось. С уранополитизмом то же самое. Я умен не по годам. Ладно, это преамбула была, это я разминался тут с вами, сейчас дам.

Вопрос из зала: Андрей Николаевич, у меня тут вопрос. Вы говорите, нет молодежи, беспокоитесь. Я сижу здесь и друг мой тоже.

Андрей Кочергин: И чего? Мне стало легче.

Вопрос из зала: «Если мы высунемся, то обосрем все штаны».

Андрей Кочергин: Я такое сказал?

Вопрос из зала: Да. Вы же говорите: «Неуверенность в себе, если кто-то здесь сидит, то нам, если мы высунемся…».

Андрей Кочергин: Мне, знаете, как нравится? Когда мой русский язык переводят на свой, а потом мне обратно возвращают: «Ну, ты сказанул! ». Ребят, я себя имел в виду. Я от себя говорю. Я никогда не говорю пофамильно. Когда я хочу тебе что-то сказать, я спрошу, как тебя зовут, и я тебе выдам. Не волнуйся, у меня на раз, два, три произойдет. У меня нет ограничений в этом смысле.

Вопрос из зала: Следующий вопрос актуальный. Про «Невинность мусульман» что скажите?

Андрей Кочергин: Я не смотрел, к сожалению. Я даже не понимаю. Я скажу буквально следующее. Понимаете, существование подобных вещей появляется с поразительной точностью. Ведь обратите внимание, где он появился? В какой стране?

Вопрос из зала: В Иране.

Андрей Кочергин: Нет. Какой Иран, о чем вы?

Вопрос из зала: В Америке появился, создали американцы, но появился…

Андрей Кочергин: Это все при том, что именно ЦРУ в свое время насаждало фундаментализм на границе с СССР. Подход был крайне простой. У нас есть среднеазиатские республики, в то время они были крайне набожными, они были реальными мусульманами. Когда появились ваххабиты, которые, в принципе, были всегда, но как интересно им показалось. Смотрите, как джихад. Джихад кто? Георг Афиры. Так давайте мы сейчас подпихнем, подожжем, полыхнет и поперло. Это было так.

Как героин появлялся у нас в стране? Очень просто. Я поразился, когда узнал. Меня приглашали, в Бишкеке должна была открыться некая межгосударственная база по подготовке спецназа к борьбе с наркотрафиком. Могу ошибаться, конечно, но по тем данным, которые я узнал, есть так называемая экономическая… когда покупают урожай следующего года. Например, например колхозник умирает. Я говорю: «Давайте вы сейчас картошечку посадите, а я денежки вам вперед дам на ГСМ, половинку зарплаты рабочих и на семена, а когда вы это соберете, это мой картофель, я вам потом еще премию выдам». Так вот, США (именно США, что поразительно), оно выплачивало талибам деньги на героин. Героин в итоге, после этих дотаций, в Афганистане стоил 5 долларов/грамм. И волокли в Новосибирск, и еще куда-то. Расход очень простой, смотрите, через 5–6 лет на заводах работать будет некому, они все сторчатся. Они торчат.

Что касается этого всего. Я вовсе не сторонник говорить о том, как-то оправдывать действия фундаменталистов. Надо быть просто очень восторженным человеком. Тем не менее, я постоянно говорю и не перестану говорить: «Посмотрите, как веруют мусульмане». Например, я не про то, во что они веруют, а как они это делают. У них победа ровно в том, что они делают это отчаянно. Ни один из вас в двух словах сейчас не определит социально-религиозную роль русского человека в России 2012 года. Парой слов, кто-нибудь сможет? Фундаменталисты, ребята, джихад. Мы-то что тут делаем?

Вопрос из зала: Я определю.

Андрей Кочергин: Давайте.

Вопрос из зала: Так, как воспитывал меня мой отец. Все очень просто. Примерно, жить всем так…

Андрей Кочергин: Вы понимаете, в чем дело, молодой человек, чем хорош слоган? Тем, что не требует дополнительных разъяснений, подзаконные акты не нужны. «За веру, царя и Отечество» – это я в курсе. «За Родину, за Сталина» – это я понимаю. «Догнать и перегнать» – я в курсе. Это я понимаю. «Так, как учил меня отец» —  и сразу возникает вопрос, а кто был наш батюшка?

Вопрос из зала: Военнослужащий.

Андрей Кочергин: Какого он года рождения?

 Вопрос из зала: Вашего где-то, 1965-го.

Андрей Кочергин: Какой позор. Где он обучался? Я уже устал спрашивать, а вы устали отвечать.

Вопрос из зала: Да нет, сейчас скажу. Он умер 27-го ноября. Как полковник медслужбы проходил…

Андрей Кочергин: Вы сами себе только что говорите, что… я же к чему подвожу? Я же хитрожопый. Вы сейчас утонули в объяснениях. Слоган – он очень простой. Роль – это роль. Я знаю, что это вот так.

Вопрос из зала: Объясняю. Военнослужащий.

Андрей Кочергин: Вы меня не слышите, молодой человек или не понимаете. Вы меня не понимаете, очевидно. При чем тут военнослужащий? Я говорю о роли, о социально-экономической роли русского человека в России 2012-го года. «Так, как учил меня отец». Круто. Я начинаю спрашивать, и мы тонем в ваших объяснениях. Так не делается. Надо коротко и ясно: что мы тут делаем? Царство Небесное приближаем? Да, если мы святые, если мы стремимся к этому. У нас очень много атеистов. Они что, из-за этого плохие люди? Нет. Так случилось, что эти годы конформизма, богоборческие годы безверия, эта подмена веры в коммунизм, подмена веры в безгрешную политику партии.

Они же сделали все очень красиво. Они реально поменяли местами, причем один в один, и получилось так, что все это лопнуло. Нет, лучше бы в это веровали, правда-правда. Хоть что-то бы было. Я же сам был секретарем комсомольской организации. Сейчас ни секунды не жалею, потому что я делал это искренне. Я думал, что мы чего-то сможем добиться. Я верил, что мы своими руками  в состоянии построить светлое будущее. В коммунизм не очень верил, потому что не очень понимал что это. То, что я знал, что нужен порядок и что мы, случись война, закидаем шапками, кровью зальем и утопим — да. Мы так воспитаны были.

Сейчас, нет. У нас уже противник вероятный пропал. Мы деградировали настолько, что у нас нет даже врага. У России сегодня нет вероятного противника. Его нет. Ни одна страна для нас врагом сейчас не является. Потому что мы ничего из себя особенного не представляем, захватывать нас особо некому, нас уже тупо купили. Бывает, чего? Мы сражаться ни за что не собираемся. Да вы сядьте.

Вопрос из зала: Да я еще вопрос хочу задать.

Андрей Кочергин: Задавайте быстрее.

Вопрос из зала: Про «Pussy Riot» что скажете?

Андрей Кочергин: Ничего не буду говорить, все сказал уже. Я дьявола не кормлю, хватит. Зайдите в Интернет, называется «Не кормите дьявола». Про «Pussy Riot» у меня бойкот, все. Ни одного слова про них не скажу. Ведьмы, твари…

Вопрос из зала: Андрей Николаевич, такой вопрос. Что давно не было слышно про эту базу НАТО в Ульяновске. По вашим каналам ничего не слышно, не проходило?

Андрей Кочергин: Я запретил. Я позвонил, сказал: «Не надо».

Вопрос из зала: Определение русского человека, вы лозунг сказали.

Андрей Кочергин: Что-что? Еще раз.

Вопрос из зала: Достоевский сказал, что русский человек без православия не есть хорошо.

Андрей Кочергин: Вы сейчас попались. Меня поймали в Перми. Я это сказал, а человек один промолчал в зале, губки поджал, а потом пишет: «Зря вы, Андрей Николаевич, непроверенными цитатами сыплете». Я говорю: «Какими интересно непроверенными? ». – «Он вот сказал, что русский человек без православия – дрянь человек». Я говорю: «Ну и что? ». – «Не Достоевский это сказал». – «Секундочку». Я проверяю, действительно не Достоевский. Кошелев в беседе с Достоевским. Тут великая вещь. Вы молодец. Знаете, в чем штука? Нам не нужны цитаты. Нам – людям, живущим сегодня – не нужны чужие мысли. Нам не надо прятаться за чужими высказываниями. Я уже это делал, я сделаю это еще раз. Я, Кочергин Андрей Николаевич, 1964-го года рождения, беспартийный, заявляю: русский человек без православия – дрянь человек. И не нужен мне ни Кошелев, ни Достоевский, ни хрен в ступе, потому что я так считаю, и я всей своей жизнью докажу это! Потому что я сделал уже очень многое для родины своей, и сделаю еще больше, потому что я русский и православный. Это не то, чтобы я заплевать кого-то готов, как раз таки наоборот.

Православие ни на кого не писает сверху. Сколько всего сделано против нашей веры, что говорит только об одном: посмотрите, как нас ненавидят – как это прекрасно! Видимо, есть за что и, слава Богу, что это так. Я поразился господину Леонтьеву, от которого сроду не ожидал. Когда он недавно (там какой-то ролик забавный был) сидит с какими-то карапузами, какая-то там социальная партия, хрен поймешь. Они ему начинают рассказывать, как у нас все плохо в церкви, попы-мироеды, часы золотые и так далее. Он им говорит: «Как поразительно, мы – люди православные приходим в храм, чтобы стать лучше, а интеллигенция приходит, чтобы сделать храм лучше и тогда, может быть, она в него придет». Да на хрен пошли, вы там не нужны никому. Вот подход-то какой.

В этой связи еще раз говорю. Нам надо уметь и веровать в то, что мы имеем право на голос свой сегодня и жизнью своей готовы совершить нечто такое, чтобы помирать с улыбкой на лице. Чтобы знать, что сейчас, уйдя мучеником, предположим, либо, пройдя тот самый путь, за который сердце поет. Да к Богу иду, к Богу иду! Счастье-то какое! Не вру, верую в это. Только так, когда харкаешь кровью, блин, когда понимаешь, что спишь по 4-е часа. Когда позвонили, надо ехать и не откажешь, потому что не хрен было начинать то, что не собираешься закончить. Вот где счастье! Не во мне тут дело. Кто я такой? В каждом из нас. Вы не в меня веруйте, грубо говоря, в слова мои – вера только в Бога возможна. Я сейчас что пытаюсь сделать? Чтобы каким-то примером своим, а он есть, и примером тех людей, кто сегодня уже нам указывает некие ориентиры, показать, как можно что-то сделать вопреки всему. То есть вопреки всей позиции, когда: да ничего не получится.

Пример вам приведу, я как бы начал мелькать, о публичности своей говорю, тогда, когда стал внедрять ножевой бой. Я когда принес эту хрень в Лесгафта и показал на кафедру рукопашного боя, человек посмотрел и сказал: «Андрюх, у тебя печени не хватит, чтобы это внедрить». Я так думаю: «Почему печени? ». Он говорит: «Это же сколько водки надо выжрать с этими генералами, чтобы они в это поверили». Я говорю: «А я не собираюсь никому ничего доказывать, да пошли все в анус». Я тупо начал работать. Я говорил: «Хотите покажу». — «Сколько стоит? ». — «Ничего не стоит». – «В смысле? ». — «Да даром. Хотите даром? ». — «Кайфово. Давай». Я раз показал. Круто, кровью все харкают. Замечательно. Дальше – я же садист, негодяй – как пошло. Двести семинаров, больше двухсот, я уже потерял счет. В мире больше никто не сделал. Какой итог знаете? В России появился ножевой бой. Я могу нагло сказать: это я сделал, я замухрышка. Одного этого хватило бы вот так, мне бы сейчас на табуреточку и дома в зеркальце смотреть. Я же сделал, красава. Что делаю я? Я пру дальше и на меня такие помои дерьма. Мне бы вроде испугаться: «Они меня не любят». Я что целоваться к кому-то лезу? С моей-то рожей!

Вопрос из зала: Андрей Николаевич, вопрос. У вас есть время сходить в храм? Ваша занятость…

Андрей Кочергин: Я вам скажу одну интересную штуку. Когда человек не ходит в храм, он считается человеком невоцерковленным. Если у него нет духовного отца, который, извините, может даже позвонить и сказать: «Где ты, обезьяна, почему ты сегодня не был? У нас сегодня праздник, а тебя нет». Это беда, кстати, настоящая. У меня, слава Богу, все нормально. В Интернете появилась чудесная версия. «Значит, Кочергин ездит о православии читать, а сам человек невоцерковленный и живет во грехе». Вообще надо его на кол сажать, а он еще что-то про православие рот открывает.

Вопрос из зала: Скажите, пожалуйста, это у вас в системе? Вы систематически ходите?

Андрей Кочергин: Я православный воцерковленный человек, если вы понимаете, о чем я говорю.

Вопрос из зала: Я понимаю.

Андрей Кочергин: Может быть, разночтения в этой связи. То есть вы понимаете, в чем бинарность подхода? Как у Чехова: «В Бога верую, но в храм не хожу». Это не ко мне. Вот сидит батюшка – отец Леонид и знает меня, как облупленного. Он приехал специально из Брянска на машине сюда, как пример того, как может монах без копейки в кармане сделать какое-то дело.

Вчера в Брянске прошел турнир MMA под эгидой фонда преподобного Александра Пересвета. Ни копейки не было, ничего ему не светило. Какой-то монах провел этот чемпионат. Полный восторг, смотрите на канале «Боец», похлопаем отцу. Причем меня-то хоть знают, а он кому нужен был? Он-то кому нужен был? Он сам учился. Тупо гнул свою линию. Знаете почему? Таким должен быть православный, без права на отступление. Вперед, банзай.

Знаете, что меня поразило? Я услышал первый раз от старика, мастера иайдо, если кто знает что это. Когда его спросили, какой-то журналист задавал ему какие-то каверзные вопросы, а потом спрашивает: «В чем вообще парой слов принцип иайдо? То есть у тебя путь воина, в чем он? ». Он говорит: «Я скажу. Это очень просто: отойдите в сторону, я сделаю все сам». Я когда это услышал, сейчас даже говорить не могу. Многие не поймут о чем сейчас речь. Я жил всегда только так. Я постоянно говорю: не хрен мне под ноги лезть, отойдите, я все сделаю. Сейчас возьму в зубы и понесу в зубах – не надо ко мне лезть. Не надо мне помогать. Не мешайте мне, и все будет хорошо. Мне просто хотя бы не мешать. Я сделаю все сам. Меня хоть, слава Богу, хоть в этот раз никто не предаст.

Здесь путь любого человека, мы должны это понять, это путь человека, идущего на Голгофу. Мы каждый, если веруем, если мы действительно сыны своего народа, мы в одиночку идем. Если мы оказались рядом, мы шли в одном направлении. У нас одни и те же правила движения – закон Божий, предположительно для православного. Либо если вы язычник, у вас свои языческие законы, если они работают, вы тоже идете в этом направлении. Вы тоже родину спасаете, если вы честный человек. Кто сказал, что вы не правы? То, что я сражаюсь с ними – это мои идеологические противники. Имею право на позицию. Кто сказал, что я прав? Они меня возьмут и разубедят. Я перестану веровать в Бога и начну веровать болвана, зарытого в землю, может быть. Может такое быть? Может. Вряд ли правда, но может. Для этого надо постараться меня переубедить. Я, как могу, стараюсь переубедить их. Без хамства, без свинства, потому что я православный человек. Поэтому мы обязаны, каждый из нас, взять это в руки и нести. Не бабам же волочь, то! Не детям малым, не старикам. Мы-то кто тогда? Мы должны тащить эту страну к свету. Мы, каждый из нас. Остальное, только уверуйте в это, поверьте и все случиться само собой. Остальное доложится. Только руку подними, только в строй встань. Только как боевая единица, а не обезличенное быдло, пушечное мясо. Там рука была. Что там?

Вопрос из зала: Андрей Николаевич, с позиции православного человека поясните, пожалуйста, именно православного человека, я на этом хотел бы сосредоточиться. Как должен поступить православный человек с русскими парнями, которые сознательно или псевдо идеологически идут против православной веры? Конкретный пример. Молодые люди  в состоянии небольшого подпития в центре Москвы воруют цветы с памятника, который поставлен греческим просветителям. На вопрос: что они делают? Они объясняют, что не просто цветы воруют и им они нужны, потому что чего это их возле памятника положили? Почему? Такая у нас идеологическая позиция. Мы книгу прочитали, а в ней по-другому написано». То есть какие-то другие книги они читают. Как поступать в данном случае православному человеку? Бить?

Андрей Кочергин: Вы знаете, в чем дело? У меня был совершенно поразительный случай. Про меня снимал кино «Ленфильм». Причем тема была какая-то забавная. Там что-то было связано с обеспечением безопасности. Вы, может, не в курсе, я очень плодотворно занимаюсь такими странными вещами. Вообще на чем я деньги зарабатываю? Я — специалист по корпоративной идеологии. Я – человек, который занимается антикризисным управлением. То есть, я хватаю компанию и волоку ее к свету, если она падает. Причем, я не расчленяю и продаю ее, я именно спасаю. Мне кажется, что это долг мой такой, я умею это делать. Я – специалист по переговорному процессу и я вот про это вел семинар. А у меня есть друг такой очень хороший, я очень люблю его, но он очень чудной. Он такой экстремист. Не смотря на то, что он доктор экономических наук, он «экономист года России» одного из годов. Словом, великий экономист. А он такой жесткий, знаете, бывает такие, что «э-э-э», блеют. Он так сидит-сидит, значит, я что-то рассказываю, о какой-то такой ситуации тактической. А он мне задает вопрос прямой, ну, вот давайте, не юлим, называется: «Вот, заходите вы в парадное, а там кто-то писает в угол. Вы куда будете бить? В печень? Или в бороду? ».

Это вот я сейчас вам задаю вопрос. Мне на них отвечать не надо. Вот подумайте, здравомыслящий человек мне задает этот вопрос. Вот, что бы Вы ответили на него, подумайте. На секунду задумайтесь. Не меня слушайте, задумайтесь. Вот Вы заходите, и он писает. Так в челюсть? Или в печень? А я ему и говорю: «Дорогой мой Сергей, вот ты заходишь, а там человек писает, а это ветеран-афганец. У него шрапнель от кассетной мины в мочевом пузыре и он бежал до этого парадняка думая: «Господи, только бы не в штаны, опозорюсь». Могло такое быть? Могло. И когда с этими ребятам, которые делают эти глупости… «В начале было Слово, и Слово у Бога, и Слово было Бог». Не представляю себе, что бы вот я, Кочергин Андрей, не смог бы, поговорив с этими людьми, не помочь им. Они жестоко ошибаются. Они жестоко грешат. Им должно быть стыдно.

Если сердцу не прикажешь, то можно и в печень постучать, и вот тут вопрос интересный. Я занимаюсь всю свою жизнь, я тренируюсь больше 30-ти лет, гораздо больше – 34-е года. Так вот я тренируюсь сурово потому, чтоб, когда однажды мои слова услышаны не будут, я имел возможность перейти к следующему эпизоду этой истории. И это единственный способ не перейти к нему. Потому что я имею право на сострадание и истинную доброту, потому, что я всегда могу перейти через что-то и не реализовать ее. Я вешу 100 килограммов. Я точно «приделаю», если почувствую, что человек злонамеренно хочет что-то такое отмочить. И вот поэтому люди обычно мне верят. И вот здесь, понимая доброту моего сердца, вежливость моего обращения, они часто делают совершенно понятные мне выводы. Я не был около того памятника, я не видел тех цветов, я не видел тех мальчиков. Мне трудно судить. Я не люблю абстрактных задач. Потому что, когда меня спрашивают: «Как мне себя вести, когда на меня напали? ». Я говорю: «Это просто букет тактических вводных, которые, в конечном итоге, определяют решение».

До сих пор у меня это получалось. Что еще раз говорит, что нужна полнота сердца. Еще раз скажу, вы видели не врагов – вы видели поступок людей. Это могли быть ваши братья. И здесь к ним надо относиться так, как относятся к людям, которых надо поправить. А не показать им, кто они такие.

 Вопрос из зала: А если фанатики? Если совсем печально?

 Андрей Кочергин: Мы узнаем об этом. Буквально через 5–10 секунд.