Народное восстание 1993года. Воспоминания участников: Илья Константинов

Народное восстание 1993года. Воспоминания участников: Илья Константинов

Народный депутат, член Верховного Совета РФ Илья Константинов и заместитель главного редактора газеты «Завтра» Андрей Фефелов о событиях 3–4 октября 1993 года, ходе восстания, его участниках и причинах поражения.

Андрей Фефелов: Здравствуйте! В студии Андрей Фефелов и мы снова говорим о 1993-м годе. 1993-й год встает перед нами, как из тумана. Итак, у нас в гостях Илья Константинов. Человек, который в отличие от многих депутатов Верховного Совета был в гуще народного восстания, сам являясь, тем не менее, депутатом. Первый вопрос такой. Что это были за люди, которые вас окружали? Кто эти люди, депутаты Верховного Совета РФ, которые тогда воспрепятствовали указу № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета?

Илья Константинов: Примерно 1/3 общего депутатского корпуса поддержала Ельцина, но 2/3 депутатов – подавляющее большинство, основной костяк и депутатов Съезда народных депутатов, и членов Верховного Совета – категорически выступили против указа № 1400. Что это были за люди? Самые разные люди. Среди них были: коммунисты, инженерно-технические работники, рабочие, служащие, военные, пенсионеры. Самые разные люди, которых объединяло понимание того, что происходит со страной. Объединяло их понимание того, что Ельцин веден страну в тупик. Понимание этого возникло не в одни день, оно зрело постепенно, начиная с 1990-го года. В конечном счете, к весне 1993-го года большинство народных депутатов России осознало, что Ельцин – это опасность для будущего страны, и выступило против его политики.

Большую роль здесь, на мой взгляд, сыграло противостояние, которое было вокруг экономической политики Ельцина. Большую роль сыграло возмущение людей шоковой терапией, обесценением вкладов, обнищанием. Многие депутаты категорически не согласились с ликвидацией Советского Союза, с той операцией по уничтожению великой страны, которую провел Ельцин с компанией. Если говорить обо мне, то я четко, определенно и однозначно ушел в оппозицию к Борису Ельцину, именно после Беловежского соглашения

Люди были самые разные. Единственное, что я хочу сказать то, что осталось у меня в памяти и что для меня очень значимо. Когда я сравниваю и вспоминаю поведение народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР в момент роспуска Советского Союза, и поведение депутатов России, после указа № 1400 – я могу сказать, что у меня есть основания гордиться моими коллегами по Съезду народных депутатов России.

Андрей Фефелов: Такой странный вопрос, может быть, даже отчасти провокационный. Если бы сторонники Верховного Совета тогда взяли бы верх, как дальше развивались бы события? Не получилось бы так, что все бы тянули в разные стороны, как это бывает в демократических формах? Потому что слишком разные силы, идеологии и направления там были представлены. Либо все-таки что-то цементирующее возникло в момент уже самого кризиса?

Илья Константинов: Вы знаете, противоречия действительно были острые. Это касалось не только депутатского корпуса, это касалось и уличной оппозиции, и вообще всей страны. Противоречия, действительно, были острые. Были сторонники самых разных позиций, самых разных концепций и самых разных подходов к политическим и экономическим реформам. Что объединяло, на мой взгляд, большую часть парламентской оппозиции в тот момент? Стремление остаться в рамках действующего законодательства. Понимаете, это принципиально важно.

Ведь самое главное, что сотворил Ельцин и его команда – они нанесли страшный удар по идее правового государства в России. Страшный и может быть непоправимый, потому что до сих пор идея правового государства, идея следования законодательству и Конституции – воспринимается очень многими в России со смехом. Какие законы? Какая Конституция? Какое правовое государство? Винтовка рождает власть! Вот этот страшный изъян, который мы до сих пор ощущаем, возник именно в тот период. Большая часть депутатов Съезда народных депутатов и Верховного Совета России были принципиальными противниками этого надлома страны, этого надлома народной психологии.

Мы все считали, что можно и нужно оставаться в рамках действующей Конституции и действующего законодательства. Изменяя их, совершенствуя, но совершенствуя в соответствии с установленной процедурой, сохраняя уважение к букве и духу закона. Сломали через колено закон. Все.

Андрей Фефелов: Да, после расстрелов, какие-то там претензии к фальсификациям и неправильному подсчету голосов – смешны, конечно.

Илья Константинов: Конечно, с этого все и пошло. Сломали закон через колено, руководствуясь так называемой политической целесообразностью. Дальше возникает естественный вопрос: если можно раз сломать, значит можно и второй раз сломать, и третий раз сломать. Можно менять Конституцию, как перчатки. Можно фальсифицировать результаты любого голосования. Можно фальсифицировать любые судебные процедуры, судебные решения. Нет пределов совершенству.

Андрей Фефелов: Я был в основном, конечно, в портере, а вы спускались в массы. Я помню, что там, на площади, людей меньше волновали вопросы юридические, правовые, и вопросы демократии, как таковой. Люди пришли выступать именно против ельцинизма, который тогда уже начал грызть России, это было только начало. Тема «последнего боя» до сих пор присутствует у меня в голове, то есть Россия не сдалась без боя этому либеральному диктату.

Илья Константинов: Вы знаете, я с вами согласен. Для большинства сторонников оппозиции вышедших в 1993-м году на улицы Москвы и других городов, вопросы законности и процедуры, конечно, были второстепенны. Совершенно очевидно. Люди были возмущены тем, что происходит со страной, тем, что делается в политике, тем, что делается в экономике. Были возмущены национальным унижением, разграблением, приватизацией и моральной деградации элиты. Несомненно. Однако депутатский корпус, парламентарии, люди, который были членами Верховного Совета, люди, которые профессионально занимались в тот момент законодательной деятельностью – они смотрели на эти вещи несколько иначе.

Еще раз говорю, что нельзя и не нужно требовать от человека, далекого от политики, не посвященного во все тонкости и нюансы политической деятельности, нельзя от него требовать продуманной, последовательной и многоходовой политики. Человек на улице выплескивает свои эмоции. Прежде всего, в этом его задача, в этом его функция и в этом его право. Он выражает гнев и возмущение.

Законодатель, парламентарий должен думать головой и не на шаг, не на два, а на много ходов вперед. Во что это выльется? Так вот еще раз подчеркиваю – и я, и мои коллеги по Верховному Совету России прекрасно понимали те катастрофические последствия для будущего страны, которые нес этот указ № 1400, прежде всего с точки зрения уважения к Конституции, закону и сохранению презумпции правового государства. Прежде всего, с этой точки зрения, а потом уже все остальное.

Андрей Фефелов: 1993-й год – это было противостояние двух ветвей власти. Известно, что большую роль во всей этой истории играли спецслужбы. Известно, что были неизвестные снайперы. Мы до сих пор не знаем кто они. Расследование до сих пор не проведено. Много тайного и непонятного. Существуют целые конспирологические версии. Говорится о том, что прорыв к Белому дому был специально организован властью. Многие рассуждают о том, что было ошибкой выводить людей к Останкино. Что вы об этом скажете? Какое здесь соотношение случайного, тайного, и программируемого?

Илья Константинов: Я думаю, что как обычно в жизни – всего понемножку. Если говорить боле конкретно, то скажу так. Несомненно, провокация в те дни присутствовала. Несомненно, замысел власти – спровоцировать людей на силовое противостояние – был, и власть успешно этот замысел реализовала. С одно стороны, так. С другой стороны, люди – десятки тысяч москвичей, которые вышли на улицы поддержать Верховный Совет – были в своих действиях и порывах абсолютно искренни. Их перед этим несколько недель избивали, над ними глумились, их поливали водой, их били дубинками. С каждым днем накапливалось все больше и больше возмущения, все больше и больше гнева. Рано или поздно он должен был прорваться.

В чем была проблема Верховного Совета? В чем была проблема противников Ельцина? Проблема была в том, что у оппозиции не было единого плана ведения политической борьбы. Не было перечня вариантов, которые возможны были в той ситуации. Не было продуманных ходов. Именно из-за этого казуса, из-за этого недостатка и получилось это безобразие с Останкино.

Почему Руцкой призвал людей идти в Останкино? Ведь не потому, что он искренне заранее продумал и просчитал, что вот пойдут в Останкино, добьются того-то, сумеют получить эфир и выступить. Ничего подобного – это был экспромт. Идея похода в Останкино носилась в воздухе, потому что о телевидении в то время говорили, как об империи зла. Прежде всего, сторонники оппозиции. Было желание разорвать эту информационную блокаду. Это носилось в воздухе, это было требование народа, но правильный ли это был ход с точки зрения стратегии и тактики противостояния (в тот момент уже практически вооруженного противостояния)? Думаю, что нет.

Думаю, что если бы у руководства Верховного Совета – Руцкого, Хасбулатова, у тех, кто руководил обороной Парламента – был бы четко проработан план на случай вот такой экстраординарной ситуации, то шаги были предприняты совершенно другие. Опять-таки и последствия могли бы быть абсолютно иные. Я до сих пор считаю, что у сторонников Верховного Совета шанс на победу был. Он не смог быть реализован, прежде всего, потому, что руководство Верховного Совета слишком долго колебалось. Слишком надеялось на достижение каких-то компромиссов с Ельциным, с исполнительной властью и до последнего момент была уверена: «Как-нибудь да договоримся! Ведь свои же люди, в конце-то концов! Договоримся». Однако не договорились.

Верховный Совет – защищался. Оборона всегда или почти всегда в острых, кризисных, политических ситуациях – это залог поражения. Верховный совет защищался, а нужно было наступать.

Андрей Фефелов: Кстати, такой вопрос, который меня волнует. Я думаю, что на него можно ответить сейчас. Вы часто появлялись в толпе с табельным оружием, по-моему, это был пистолет Макарова. Откуда он взялся и куда делся?

Илья Константинов: Да, некоторые депутаты, в том числе и я, получили в те дни личное оружие – это было решение руководства Верховного Совета. Все было совершено официально. Мне был выдан пистолет. Слава Господу, что мне не пришлось из него стрелять в людей. Я стрелял только в воздух – один единственный раз, для того, чтобы успокоить страсти. Когда стало понятно, что оборона Верховного Совета подходит к концу и когда нам объявили о том, что сейчас мы будем выходить под конвоем из здания и грузиться в автобусы – я успешно от оружия избавился.

Андрей Фефелов: Просто в пролет лестницы?

Илья Константинов: Без подробностей. От оружия я избавился и ничуть не жалею об этом, потому что итак судьба каждого из нас в тот момент висела на волоске. Вы это прекрасно понимаете. Я помню, в ночь с 3-го на 4-е число по рации крики пьяных омоновцев: «Константинов, мы подвесим тебя за яйца! ». Я прошу прощения, но было сказано именно так. Я абсолютно уверен, что такое желание было у очень и очень многих наших противников.

Андрей Фефелов: Тюремный этап, который последовал за этим. Дальнейшее освобождение – это освобождение путем достижения некоего компромисса определенных политических сил и закрытие расследования? Как вы все это можете вкупе оценить? Что это было?

Илья Константинов: Да, это действительно был компромисс, который оказался следствием соотношения политических сил на тот момент. Прошли новые выборы. Ельцину удалось протолкнуть, протащить всеми правдами и неправдами новую Конституцию. Была сформирована новая Государственная Дума, но состав этой Государственной Думы, оказался совсем не таким, на который рассчитывали сторонники президента. В этой ситуации стало понятно, что произошедший переворот отнюдь не добавил популярности Ельцину, а наоборот поставил его на грань политической катастрофы. Ему нужно было искать выход, это с одной стороны.

С другой стороны и оппозиция, потерпев поражение в октябре 1993-го года, была деморализована и, честно говоря, не готова к борьбе. Почему я с такой уверенностью говорю об этом? Я помню, что тогда как раз находился в Лефортово и главный вопрос, который мы обсуждали через адвокатов с другими лидерами оппозиций – был вопрос об участии в выборах в Государственную Думу. Для меня было очевидно, что если оппозиция идет на выборы, значит, она де-факто признает совершившийся переворот. Моя позиция была в той момент категоричной – не участвовать в выборах. Когда я увидел, что это неосуществимо и наши бывшие коллеги (особенно из КПРФ), задрав штаны, бегут в Госдуму… Когда я увидел, какой ажиотаж вокруг мест будущих депутатов – я понял, что сценарий бойкота не сработал и фактически оппозиция села на цепь, ее посадили в будку.

В этих условиях отстаивать и занимать такую категоричную позицию: «Нет амнистии – мы требуем суда! », на мой взгляд, было нерационально. Можно было просидеть в Лефортово довольно долго, с полной уверенностью, что в конечном счете возможно даже оправдание. И что? В условиях политической апатии, раздробленности, прошу прощения за прямоту, продажности большинства оставшихся на плаву лидеров оппозиции?

Был суд над Варенниковым. И что? Это всколыхнуло страну? Это всколыхнуло народ? Это заставило Геннадия Андреевича Зюганова покраснеть и сорвать с себя депутатский значок, посыпать голову пеплом и сказать: «Я предатель! Расстреляйте меня, товарищи! »? Ничуть не бывало. Наоборот он первый встал через год после этих событий во главе демонстрации в память о павших героях обороны Верховного Совета. Человек, который нанес один из самых сильных и подлых ударов в спину защитников Верховного Совета.

Андрей Фефелов: Вы имеет в виду его заявление?

Илья Константинов: Я имею в виду его заявление о том, что члены КПРФ и их сторонники не должны участвовать в защите Верховного Совета России. Он ударил нам в спину и он же первый, надев старый значок народного депутата РФ, вышел потом на демонстрацию с довольным и благостным лицом.

Андрей Фефелов: Некоторые объясняют это некоторой мудростью и провидением, что это восстание было обречено.

Илья Константинов: Конечно, я слышал эти разговоры и в 1993-м, и в 1996-м году. «Главное сохранить партию! ». Ни страну, ни народ, ни Конституцию, ни честь, ни совесть, а партию. Сейчас по прошествии почти 20-ти лет я хочу задать вопрос ему и всем его товарищам: и что вам эта партия? Кроме теплых мест, хороших лимузинов и сытной пищи, что вы с нее получили? Вы-то получили. Да, вы получили гонорары, хорошие пайки, вы получили теплые квартиры. А народ-то что получил с вашей партии? Ведь это же, по-моему, уже очевидная вещь, но из года в год это все продолжается и продолжается.

Страна оказалась в тот момент не готова к настоящему сопротивлению, узурпации и перевороту. Страна была больная предательством. Уже тогда начиналась эпоха, продолжающаяся до настоящего момента – эпоха подлецов и негодяев. Когда, как мусор на поверхности вспенившегося моря выносит всякую дрянь, а все настоящее, весомое и в силу этого тяжелое – оседает на дно.

Андрей Фефелов: Кстати, имена палачей, имена лиц, ответственных за кровь 1993-го года – они уже давно переписаны. Существует определенный список лиц, часть из них уже на том свете. Перечень лиц, которые ушли от суда – растет. Павел Грачев недавно тоже ушел. Такое ощущение, что про многих просто забыли – они ушли в тень, уже нигде не мелькают. Например, сейчас мало кто вспоминает, кто такой Шумейко, кто такой Филатов. Хотя он сидит в литературных кругах, он был тогда главой Администрации Президента, как я помню.

Илья Константинов: Это так.

Андрей Фефелов: Мне кажется, очень важно было бы вспомнить несколько имен, может быть с вашей помощью, чтобы просто напомнить людям, что о них помнят.

Илья Константинов: Был еще Сергей Шахрай, который сыграл не последнюю роль в тех событиях. Был покойный Черномырдин, который тоже приложил руку. Покойный Гайдар, который тоже приложил руку ко всему происходящему. Очень некрасиво тогда себя повел, прямо скажем, Явлинский, очень некрасиво. Я думаю, что ему стыдно сейчас за то, что он говорил в октябре 1993-го года. Кстати говоря, я прямо спрашивал его об этом и он чувствовал себя неуютно при нашем разговоре. Да, многие. Про творческую интеллигенцию даже не хочется вспоминать, как они кричали тогда: «Раздави гадину! ». Прости Господи, им их прегрешения, но мы не простим.

Все-таки еще раз хочу сказать. Надо понимать, что главным инициатором, заводилой и душой переворота был лично Борис Ельцин. Я знал этого человека и знал неплохо. Я был убежден еще до событий 1993-го года, что от Бориса Николаевича можно ожидать очень большой беды. Это был авторитарный и агрессивный человек, который получал удовольствие от конфликтов. Я помню его классический ответ на вопрос: каким должен быть политический лидер? Он всегда отвечал одинаково: «Сильным». Он ни разу не сказал умным. Он ни разу не сказал порядочным, он ни разу не сказал честным, и он даже ни разу не сказал умным – это все для него было несущественно.

Андрей Фефелов: Мы знаем, что рядом с ним стояли очень близкие для него люди – это Коржаков и Полторанин. Оба стали ярыми оппозиционерами, оба выпустили книги, которых разоблачаю Ельцина и ельцинизм. В общем, они попытались отмежеваться, хотя в событиях 1993-го года их роль достаточно серьезна, как мы можем себе предположить.

Илья Константинов: Особенно Коржакова, конечно.

Андрей Фефелов: Говорят, что Полторанин в свое время утверждал, что он фактически спас тогда ельцинизм, путем мобилизации Ельцина, который напился. Так это или не так, мы не можем сказать.

Илья Константинов: Об этом трудно судить. Покойный Борис Николаевич частенько напивался в самый ответственный момент. Я думаю, что ни один Полторанин приводил его в порядок, поправлял и похмелял. Я думаю, что там целая бригада работала. Конечно, эти люди в полной мере несут ответственность за то, что тогда произошло, и за то, что сейчас продолжает происходить.

Андрей Фефелов: Спасибо, Илья Александрович.