Народное восстание 1993 года. Воспоминания участников: Сажи Умалатова

Народное восстание 1993 года. Воспоминания участников

 

Депутат верховного совета СССР Сажи Умалатова и заместитель главного редактора газеты «Завтра» Андрей Фефелов о событиях 3–4-го октября 1993-го года, ходе восстания, участниках и причинах поражения.

 

Андрей Фефелов: Здравствуйте! В студии «День-ТВ» я, Андрей Фефелов, а в гостях у нас Сажи Умалатова, председатель партии Мира и Единства… как правильно называется?

Сажи Умалатова: Российская политическая партия Мира и Единства.

Андрей Фефелов: Да, но мы будем говорить не о сегодняшних политических делах, а о том, что происходило 19 лет назад в 1993-м году. Итак, Сажи, такой вопрос. Что, по-вашему, это было? Что же произошло тогда в октябре 1993-го года?

Сажи Умалатова: В октябре 1993-го года, как вы уже сказали, конечно, первоначально был совершен государственный переворот ельцинской компанией, но народ пошел на защиту страны, может быть, объявленной какой-то демократии. Хотя я считала, что у нас демократии было в Советском Союзе ешь – не хочу. Потому я считаю, что это был государственный переворот.

Андрей Фефелов: Это так, но люди вышли. Люди пришли к Белому дому, правильнее сказать, к Дому Советов. Почему они пришли, рискуя жизнями? Многие из них отдали жизни. За что они отдали жизни? За эти парламентские свободы, которые действительно вроде бы появились после 1991-го года в России. Есть такая теория, что в 1991-м году восторжествовала демократия, а 1993-м году она уже была закрыта. Она уже была расстреляна из танков.

Сажи Умалатова: Люди пришли защищать свою страну, свою свободу, суверенитет, независимость, безопасность своей страны. Поэтому, так как те, кто возглавил это движение, оказались не до конца последовательными и не совсем имели какую-то позицию. Я не могу сказать, что это вообще было. Поэтому было столько жертв и все это оказалось, как бы, не оправдано. Я очень рада тому, что пусть в 1993-м году, конечно, очень много погибло невинных людей, пролилась молодая кровь. Как правило, когда нависает угроза над государством, над народом, то идут самые лучшие. Почему не надо развязывать войны, столкновения, а надо решать вопросы за столом переговоров? Потому что умирают лучше, а те, которые отсиживаются и выжидают – это не самая лучшая часть. Как правило, это конъюнктурщики. Поэтому все-таки в истории останется тот факт, что народ не остался равнодушным, когда нависла угроза над страной.

Андрей Фефелов: Да, то есть это был некий бой, который был дан при отступлении фактически.

Сажи Умалатова: Да, потому что в 1991-м году люди были настолько опьянены, одурманены так называемой свободой, хотя у народа никогда никто не спрашивает. Тогда не было человека, который мог бы возглавить движение, чтобы Горбачев и его банда не развалили страну. Почему сегодня и на Западе, и у нас здесь многие те, которые хотят уже развалить нашу Россию, ставят нам в укор, что никто же не вышел на улицу, когда объявили о развале Советского Союза.

Андрей Фефелов: Да, так было.

Сажи Умалатова: Да, так и было на самом деле. По-моему, 490 или 426 депутатов СССР попытались собрать Съезд народных депутатов СССР. Мы поставили свои подписи, конечно, это была наша ошибка. К кому было обращаться? Депутаты обратились – Самарин у нас возглавлял эту организацию – к Горбачеву, чтобы он собрал съезд. Он не только не собрал съезд, а даже не вернул нам наши документы с подписями. Поэтому я чуть-чуть сделала отступление, чтобы люди знали, что и тогда тоже пытались люди что-то сделать, но нас никто не слышал, никто не показывал, нам никто не давали ничего говорить. Мы были под запретом.

Андрей Фефелов: В блокаде.

Сажи Умалатова: Я была так воспитана, что надо любить Родину. Изменники бывают изгнаны запретом и это вообще позор нации и государства. Никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах не предавать никого и ничего, а Родину тем более. Мне казалось, что гонимы могут быть только изменники и предатели. Но в современной истории нашей Советского Союза и России оказалось, что те, кто любит свою страну, настоящие патриоты – не те патриоты, у которых на кончике языка патриотизм – они оказались гонимы, они до сих пор не нужны никому. Им нет места в нашей стране. Понимаете? Вот в чем беда. А в 1993-й год – это было очень большой предательство, страшное предательство со стороны даже тех, кто называл себя патриотами. Я уже не говорю о тех, кто возглавил это движение. Того же Руцкого, Хасбулатова, всех их. Мне до сих пор непонятна его роль, пусть они обижаются, как хотят. Я всегда говорю правду, поэтому меня никто не любит.

Андрей Фефелов: Руцкой понятно. Он всем показал потом, что он не стрелял из автомата.

Сажи Умалатова: Это был страшный позор. Я была не единственная, ноя была человеком, который спускал его под руку с пятого этажа вместе с Иваном Арчиловичем. Это позор, конечно, страшный. Вы знаете, что я неоднократно выступала с этим выступлением. Я бы это никогда не озвучила, если бы он повел себя очень подло, когда он вышел из тюрьмы. В первом заявлении, которое он сделал, было сказано: «Рядом со мной не было красно-коричневых, со мной был Уражцев и Румянцев». Вы знаете его, это великий демократ. Тогда я заявила и сказала: «Может быть, красно-коричневых рядом не было, но под руку трясущегося Руцкого спускала я». Это было так. Если бы он так себя не повел тогда, то я бы до сих пор об этом не говорила, потому что не в моем характере предавать тех, кто был рядом со мной или с кем я рядом была.

Андрей Фефелов: Путь Руцкого извилистый. Как известно, он пришел на похороны Ельцина и не для того, чтобы плюнуть, а для того, чтобы видимо попрощаться с ним.

Сажи Умалатова: Все может быть. Знаете, мне не дают покоя все эти события, потому что очень много непонятного. Когда уже всех выпроводили из Белого дома (он черным был и остается), то каждый спасался как мог, но мне же как всегда больше всех надо. Я вижу, что уже вошли военные с автоматами. Я говорю: «Иван Арчилович, мы же не оставим Руцкого и Хасбулатова? ». Тогда анализировать и думать о том, что там происходит – не до этого было.

Андрей Фефелов: Совершенно непонятно.

Сажи Умалатова: Да, непонятно было. Он говорит: «Конечно, останемся». Я смотрю, Хасбулатова окружили. И я Румянцеву говорю: «Мы останемся? ». Надо отдать ему должное, он сказал: «Конечно, останемся». Они автоматами нас толкают: «Выйдите, выйдите отсюда! ». Я говорю: «Мы без Хасбулатова и Руцкого никуда не пойдем». Я думала, что они их расстреляют, и мы похороним историю, а правду не узнаем. Правду мы и сейчас не узнаем, как Крючков говорил, председатель КГБ. Когда я спросила: «Вы чувствуете себя виновным в том, что произошло в нашей стране? ». Он мне сказал: «Еще не время правду говорить».

Андрей Фефелов: Таинственная фраза, очень таинственная.

Сажи Умалатова: Честно вам говорю. «Еще не время говорит правду», на что я ответила: «А потом она никому не будет нужна».

Андрей Фефелов: Да, Владимир Александрович много знал.

Сажи Умалатова: Понимаете, они с собой унесли это все, потому что они были соучастниками всего этого.

Андрей Фефелов: Вы думаете, что Руслан Имранович тоже многое знает?

Сажи Умалатова: И он знает, и Руцкой знает.

Андрей Фефелов: То есть вы видите за этим некий сговор, какую-то модель, которая незаметна, как бы она заметна, но не ясна?

Сажи Умалатова: Мне почему-то кажется, как Горбачев провел Беловежскую пущу, когда у него не получилось через референдум развалить страну, тогда он устроил Беловежскую пущу. Так и здесь было сделано. Тогда Ельцин прекрасно понимал, что он вне закона и депутаты вне закона. Потому что 12-го июня, когда депутаты объявили о суверенитете Российской Федерации и Россия является не РСФСР, а Россией, а депутаты были избраны в РСФСР. Они были депутатами РСФСР. Когда они поменял название страны, то нет страны – нет депутатов, нет страны – нет президента. Ельцин тоже был избран в РСФРС.

Андрей Фефелов: То есть они сами себя самоликвидировали?

Сажи Умалатова: Они были вне закона. Я помню в Кремле идет съезд и Бабурин собрал всех депутатов и уговаривает проголосовать за Россию. Я настолько удивилась: «Сергей, ты что делаешь? Ты же юрист? Как ты можешь? Ты проголосуешь сейчас за Россию и тебя нет! ». Он на минуту задумался, отвернулся и начал уговаривать. То есть сценарий очень странным образом проходил. Казалось бы, юрист не может так поступать, он прекрасно знает, что их нет. А Ельцин, Запад и наша внутренняя Пятая колонна, которая ненавидела нашу страну и до сих пор хочет ее развалить, прекрасно знали, что они вне закона и они уже депутатами не являются. Потому что нет РСФСР – нет депутатов РСФСР. Об этом никто не говорит, но как всегда мне больше всех надо и я это всегда говорю. Поэтому если бы что-то или Запад, или кто-то возник бы и начал говорить о том, что это все было сделано вне закона, может быть, не Ельцин бы это заявил, но другие бы заявили: «А не было депутатов! ». Они были вне закона.

Андрей Фефелов: Я помню, как-то ночью, среди этих костров восстания, которые горели вокруг Дома Советов, среди туманов, фонарей, там появились вы, даже через какую-то баррикаду осторожно переступая. Все вокруг стали перешептываться: «Сажи Умалатова». Вы завели какие-то разговоры с этим восставшим народом, с людьми, которые дежурили ночью. Может быть, вспомните какой-нибудь эпизод из этого?

Сажи Умалатова: Эпизод, конечно, вспомню. Я и в книге это описывала, то что я видела. Я до сих пор переживаю за этих людей. Там же вокруг все время военные стояли, конечно, так как я очень переживала и искренне хотела, чтобы страна победила. Я не говорю «мы» победили, я вообще не люблю это слово. Если я говорю «мы», то я подозреваю народ и страну. Я решила пройтись по этим военным и поговорить с ними, это было поздно вечером, может быть, это и был тот момент. Я начала подходить узнавать, кто старший и разговаривать с ними. Мой отец говорил: «Красивый человек не может быть подлым». Почему-то я была заточена на этом, красивые люди, действительно, не могут быть подлыми. Я прошлась по всем этим военным, которые стояли. Я увидела очень красивого парня, очень красивый, действительно, как сошел с картины – высокий, красивый. Я к нему подошла, начала с ним разговаривать. Он так возмутился! Он не то, чтобы оскорбился, он просто испугался. Я ему говорю: «Вы знаете, нарушена Конституция. Сегодня уничтожат нас, Парламент, страну, а завтра возьмутся и за вас – вас тоже не будет. Вы одумайтесь, что вы делаете? ». Он говорил: «Я выполняю приказ», как робот повторял это. Я ему задала один-единственный вопрос, потому что видела, что разговаривать бесполезно: «А если вам дадут приказ стрелять в мать? Мать – это же самое святое». До сих пор у меня в ушах звенит его ответ. Он сказал: «Да, я выполню приказ и расстреляю свою мать». Он повторил это «мать». Я повернулась, ушла оттуда, мне казалось, что у меня земля из-под ног уходит. Как можно дальше разговаривать?

Андрей Фефелов: От злости, от упрямства он сказал то, что на самом деле и произошло потом.

Сажи Умалатова: Да, видно рядом стоящих это тоже шокировало. Когда я отошла, мне парень вдогонку сказал: «Мы в восемь часов сменяемся». Почему он мне это сказал, я не знаю. Как-то эти слова отложились, а до восьми часов оставалось, может быть, минут тридцать. Я посмотрела на часы и опять вернулась туда. Я смотрю и, действительно, уже другие стоят. Стоит тоже парень, такой симпатичный. «А кто старший здесь? », он говорит: «Я». Я начала с ним разговаривать, до сих пор помню его имя – Анатолий. Когда я начала с ним разговаривать о том, чтобы он нас поддержал, он мне сказал: «Вы знаете, я это сделаю с удовольствием, но единственное, чего я боюсь: если я сейчас перейду и поддержу вас, то меня предадут. Меня много раз в жизни предавали». – «Как! Такого не может быть, вы о чем?! ». Я рассуждала со своей колокольни. Он говорит: «Тогда мне нужна бумага о том, что вы меня потом не бросите». Я говорю: «Да я сейчас пойду и возьму у Руцкого бумагу, конечно! ». Я такая вдохновленная побежала, поднялась на пятый этаж. Сидит Руцкой со своим окружением. Вы сами сделаете вывод сейчас. И я ему докладываю: «Вот такая ситуация. Они перейдут, потом следом – это же стоит только начать и они могут к нам перейти. Напишите бумагу, три слова». Он не стал их писать, он растерялся. Он подскочил и не знал, что ему делать. Я говорю: «Меня люди ждут». Я уже смотрю, ситуация какая-то неоднозначная и неординарная, а он говорит: «Пусть кто-нибудь напишет». – «Кто-нибудь не может написать, вы являетесь вице-президентом и вы являетесь и. о. президента страны, только ваша подпись, вам поверят». Он не стал это писать, говорит: «Дунаев пусть напишет». Дунаев, как вы знаете, был назначен Министром внутренних дел. Я конечно опять сломя голову побежала к Дунаеву. Я пришла, а Дунаев стоит растерявшийся, как тюлень, и не может два слова связать. Или не хотел, я не могу понять. Я говорю: «Вы что за люди? – ругалась с ними, как могла. – Как же вы руководили? Как вы жили? Хорошо, что хоть наша страна до сих пор живая». Он пригласил еще помощников – три слова надо написать, вернее, три предложения. Я пошла все равно, чтобы Руцкой подписал, чтобы его подпись была. Руцкой с таким трудом подписал и может быть они тянули время. Времени прошло – между тем, что я подошла к этому парню и вернулась – 1, 5 часа. Наконец-то они родили эту бумагу, подписал Руцкой. Я говорю: «Я пошла». Руцкой говорит Челнокову: «Проводи Сажи». Челноков затрясся, но пошел со мной. Спустились вниз, дошел до двери и говорит: «Я дальше не пойдут, меня расстреляют». – «Хорошо, Миша, я за всех вас умру. Я не боюсь».

Андрей Фефелов: Очень осторожно ребята себя вели, мягко говоря.

Сажи Умалатова: Я прихожу и уже нет этого парня. Значит, было предательство.

Андрей Фефелов: Часть софринцев перешла на сторону Верховного Совета. Лейтенант Остапенко поехал и был расстрелян по дороге особистами.

Сажи Умалатова: Я бегаю, ищу: «Где ребята, которые здесь стояли? ». – «Их увезли». Значит, кто-то предал, донес, значит для этого и тянули время. Я до сих пор с ужасом вспоминаю о том, что я сыграла такую роковую роль в судьбе этого парня. Я когда об этом вспоминаю, мне просто жить не хочется. Я-то поверила, что все делается искренне.

Андрей Фефелов: Возможно, с ним все нормально.

Сажи Умалатова: Да. Поэтому таких эпизодов очень много, их не расскажешь в одной передаче и даже в целой книге этого всего не расскажешь.

Андрей Фефелов: Поразительно, что те танкисты, которые стреляли по Белому дому, они были в 1994-м году брошены…

Сажи Умалатова: И все убиты в Чечне.

Андрей Фефелов: Да, в Чечне. Даже некоторые были захвачены в плен и так далее.

Сажи Умалатова: Им надо было убрать свидетелей.

Андрей Фефелов: Может быть, в этом была какая-то карма.

Сажи Умалатова: Я думаю, что может быть и была карма, не знаю. Но дело в том, что свидетелей всегда убирали. Их использовали и потом всегда убирали.

Андрей Фефелов: Если за этим есть какой-то замысел рациональный, то как так получилось, что в ситуации 3-го числа, когда по сути дела вся моральная правота была на стороне Верховного Совета и можно было через какое-то время, еще подождав, просто дождаться, когда этот ельцинский режим, когда эта группа просто разбежится, когда все развалится. Тем не менее, произошел этот момент прорыва. Многие говорят, что за этим была какая-то игра спецслужб, какая-то провокация, что специально людей заманили в Останкино и так далее. Как вы к этому относитесь?

Сажи Умалатова: Вот эти события – есть такие яркие картинки, которые врезаются в память человека и они никогда не покидают. Я пытаюсь избавиться от многого, но это настолько глубоко и тяжело сидит во мне, потому что я была непосредственной участницей всех этих событий. Когда прорвался народ, то народа было очень много. Я стояла на 6-м этаже. Почему я не могла выйти? Была отключена вода, канализация, не было еды – ничего не было. Я даже не понимаю, как я 10 дней вообще ничего не ела, не пила и даже не хотелось. Если человек сконцентрирует свое сознание, силы, мысли, то оказывается, что он может не есть, ни пить, не спать и не мерзнет человек. Холод был, все же было отключено. А я несмотря на этот холод, дали воду и помыла голову. Помните, у меня волосы длинные тогда были. Помыла голову и боялась выйти. Все хорошо, все прекрасно, у всех было такое настроение – никто же не думал, что это может быть опять провокацией. Кому это может прийти в голову?

Андрей Фефелов: Это была эйфория?

Сажи Умалатова: Эйфория была. И я все события наблюдала с окна, как прорываются, как из мэрии выходят и стреляют в людей – это тоже мы знаем. Просто выскакивали и стреляли наповал, прямо в народ. Весь этот ужас я увидела, еще были невысохшие волосы, я вышла на балкон. Помните, там был балкон, мы откуда вещали?

Андрей Фефелов: Да, хорошо помню.

Сажи Умалатова: Я смотрю, люди уже практически разошлись. Я говорю: «А где люди? Где все? ». – «Пошли на Останкино». – «Как?! ».

Андрей Фефелов: Да, стратегически это было очень странно, конечно.

Сажи Умалатова: Я говорю: «Как?! Люди же здесь должны быть». – «Руцкой призвал». – «Такого не может быть».

Андрей Фефелов: Но за этим тоже была какая-то психология. Я сам двигался в Останкино и мы все ненавидели эту империю лжи, все хотели добраться до Останкино, чтобы рассказать стране о том, что происходит в Москве. Интернета-то не было.

Сажи Умалатова: Андрей, но если выходит и. о. президента, призывает идти на Останкино и на Кремль, то конечно народ идет. Народ же заряжен на победу, на подвиг, он пойдет куда угодно. Я говорю: «А кто сказал идти на Останкино? ». – «Руцкой». – «Не может такого быть – это же уму было непостижимо! ». – «Да, это так». – «Все, это гибель». Это было ясно. Когда я опустила голову, то увидела Ампилова внизу, который уговаривает людей идти на Штаб… военный штаб он был и Генеральный штаб?

Андрей Фефелов: Может быть, Генеральный штаб.

Сажи Умалатова: Да, СНГ. Я у кого-то попросила микрофон. Сначала пыталась громко говорить, ничего не получилось, кто-то мне принес не микрофон, а громкоговоритель. Я говорю: «Не уходите, это провокация! Нельзя этого делать! Вы уже людей послали на Останкино на верную гибель, там, наверное, уже их ожидает непонятно что. – Анпилову говорю. – Успокойтесь! Что вы делаете? Вам история не простит то, что вы сейчас делаете». Все, что он мог в мой адрес говорить – он наговорил. Что я и провокаторша, что меня нельзя слушать. Он бесконечно повторял: «Мы должны победить». Я говорю: «Вам не победа нужна, вы сейчас убьете народ. Вы что делаете? ». В конце-то концов повел же он людей туда. Повел и погибли ни в чем не повинные люди. И милиционер погиб, и люди погибли ни в чем не повинные. На балкон вышла женщина и ее, по-моему, убили. Абсолютно ни в чем не повинную.

Андрей Фефелов: Смотрите, много лидеров – небольших, малых, больших. Лидеры, которые оказались лидерами этого восстания поневоле – Руцкой, Хасбулатов – их нельзя было назвать лидерами восстания. Они сидели и плыли по течению по сути дела. Эта конструкция сама по себе вряд ли могла действовать эффективно. Не было какого-то единого Штаба, руководства.

Сажи Умалатова: Не было. Я часто над этим…

Андрей Фефелов: Может быть, в этом была причина поражения?

Сажи Умалатова: Поражение было в трусости, может быть, в предательстве. Поражение может быть в провокациях, все может быть. Мы не знаем. Мы можем предполагать, но те действия, которые в эти дни происходили, исходили от так называемых лидеров, для меня это чем дальше, тем более странно. Когда мы поднялись на четвертый этаж – был слышен крик Руцкого. Когда я пошла за ним, Хасбулатову говорю: «Вы здесь подождите».

Андрей Фефелов: Уже конец штурма, 4-е число?

Сажи Умалатова: Да. Спрашиваю Хасбулатова: «Где Руцкой? ». – «Наверное на пятом этаже, я не знаю». Они были просто в таком вот состоянии. Я часто смеюсь над собой. Военные вокруг стоят, а я говорю: «Вы здесь подождите, сейчас мы спустим Руцкого и потом вместе спустимся». Они настолько опешили от моей наглости, ни слова мне не сказали. Не знаю, что это было. Они ко мне очень хорошо относились, я это описывают, это длинная история. Я говорю: «Иван Арчилович, пойдемте за Руцким». На четвертый этаж мы поднялись и слышим этот крик, я не забуду никогда – страшный ор. Я говорю: «Иван Арчилович, слушайте, а кто это так орет? ». Он мне сказал: «Кто-кто, Шурик орет». Шурик – это значит Руцкой. Я поднимаюсь, еще не поднялась, несколько ступенек осталось и вижу картину: Руцкой, щеки красные, летят искры из глаз, с этим автоматом, показывает военным и орет: «Я не стрелял». Это повторить невозможно. Кричит: «Я не стрелял». Главное, каждому показывает: «Я не стрелял! Посмотрите, здесь масло! ». Я увидела эту картину и говорю: «Боже правый, и это и. о. президента! ». Большего стыда я не почувствовала.

Андрей Фефелов: Может быть, это кощунственно звучит и страшно, но получается так, что если бы власть перешла к Верховному Совету, то она перешла бы к Руцкому, который потом стал бы губернатором Курской губернии. Известно, что бы он там делал.

Сажи Умалатова: Андрей, это известно, что он там делал, и потом, что делал, и как его делали, но сам факт: и. о. президента Российской Федерации! Он не плачет, слезы не текут, но вот эта трусость… ужас!

Андрей Фефелов: Он просто ожидал, что его будут расстреливать.

Сажи Умалатова: Я когда это увидела, еще раз повторюсь, сказала: «Боже правый, и это и. о. президента! ». Я быстро подскочила, мне было стыдно перед военными, которые были вокруг него, потому что каждый из них подумал: «Господи, наверное, мы должны были присягать этому человеку, если бы он стал президентом». Я быстро подскочила и резко схватила его под руку: «Александр Владимирович, мы за вами пришли». Он успокоился. Иван Арчилович каждый раз любит повторять, что он успокоился. Я его спускала. Мы пришли на третий этаж, уже не было Хасбулатова, которому я приказала ждать здесь. Мне ребята говорят: «А они спустились на первый этаж». Когда мы на первый этаж спустились, Хасбулатов там, все, и Руцкой мне начал говорить. Я не говорю сейчас фамилии тех, кого он мне называл, потому что некоторые из них до сих пор занимают большие должности. Он мне говорил: «Сажи, я здесь никому не доверяю. Правда, я Румянцеву сказал, но я ему не верю. Только ты можешь донести народу, что произошло. Радиоперехваты, разговоры, все что было, все, что произошло, у того-то, у того-то находится. Сделай все, чтобы народ узнал правду». Вот, что под этим он подразумевал? Правду я не знаю. Он говорил: «Народ должен знать, если нас расстреляют». – «Вас не расстреляют, успокойтесь». И он кричал: «Везите нас в турецкое посольство». Стоят военные и опять смотрят на этот спектакль: «Везите нас в турецкое посольство! Везите нас в турецкое посольство! ». Хасбулатов ему говорит: «Какое турецкое посольство? ».

Андрей Фефелов: Ситуация была совершенно непредсказуемой, не будем осуждать его, тем не менее.

Сажи Умалатова: Ситуация? Мы говорим о лидерах, которые объявили себя. Мы говорим о лидерах! Люди должны об этом знать. Да, я тоже не… если вы обратили внимание, я публично об этом никогда никому не говорила, но для того, чтобы неповадно было другим объявить себя лидерами, обмануть людей и провалить все, за что они взялись. Чтобы в будущем, если мы не будем говорить правду, если люди не будут знать, если у нас будет искажена история, то мы никогда из этой ситуации не выйдем, как у нас это было и 100 лет тому назад, и 500 лет тому назад. Все повторяется.

Андрей Фефелов: Если предположить, что сейчас будет какой-то, не дай Бог, конституционный кризис. Народ по-другому себя поведет или?

Сажи Умалатова: Уже так, как он вел себя тогда, конечно, он не поведет, но все равно, как бы мы ни ругали народ, если народ кто-то сумеет организовать, он поведет. Почему? Дух русский – он остался, и русского, и российского народа. Они пойдут, потому что для русского народа особенно и российского народа страна, честь, достоинство – это всегда было превыше всего. От того, что сегодня мы видим люди, оставшиеся, брошенные, с одного обмана в другой, в такой ситуации, они разочарованы и от этого говорят: «Мы не за кого не пойдем». Нельзя в это верить. Особенно молодежь пойдет. Поэтому я верю в наш народ, очень сильно верю, потому что дух государственности сидит в нашем народе.

Андрей Фефелов: Это было тогда видно очень отчетливо. Сейчас несколько народ изменился – после чеченских войн, после этих приватизаций, бесконечной обработки сознания западным агитпропом, все другие, все иные.

Сажи Умалатова: Иные, но все равно много и которых пойдут и защитят свою страну. Они есть, я верю, я точно знаю. Поэтому я войну не так упрощала бы. Да, конечно, никто не верит, потому что чеченская война – это была коммерческая война. Обогащались, убивали, уничтожали генофонд России, уничтожали ни в чем не повинных мирных людей. Это была борьба за нефть, за коммерцию, за деньги. Через Чечню переправляли оружие, вы знаете прекрасно. «РЕН-ТВ» дважды показывал этот фильм. Я даже, честно говоря, и не знала об этом, по-моему и Грачев, и Шапошников там прозвучали. В четыре часа утра прилетали на транспортных самолетах, их встречал Дудаев, они перегружали груз, подъезжали КАМАЗы, никто не знал, что это было такое. Это была коммерческая война. Конечно, многие поняли. Есть очень большое недоверие, тем не менее, когда грянет гром, когда каждый почувствует, что его страна, его Родина, его мать в опасности, то пойдут и защитят. Особенно начинаешь и ценить, и анализировать, и сравнивать народ, его дух, когда ты особенно знаешь и бываешь в других странах, видишь этих людей. У нас необыкновенный народ, но, к сожалению, наверное, над нами висит злой рок или не знаю что. С руководителем нам не очень везет. Прекрасная страна с такими богатыми природными ресурсами, прекрасный народ. Что-то, как будто где-то когда-то кто-то нам сказал: «Дай Бог, чтобы никогда вам не везло с руководителем». Вот такая беда у нас.

Андрей Фефелов: Может быть, после некоторых событий такое кто-то мог сказать.

Сажи Умалатова: Я думаю, что это все выровняется. Я думаю, что все будет нормально. Конечно, видеть то, что я видела и держать это, анализировать, вспоминать… Я с удовольствием вспоминаю, когда я видела прекрасных ребят, которые работали в структурах. Они знали о том, что в случае поражения они могут лишиться всего. Они там находились от начала и до конца.

Андрей Фефелов: Нелегально.

Сажи Умалатова: Да, они были. Может быть это не скромно, но я это все равно в книге описываю. Есть такая картинка, которую забыть нельзя. Уже все было понятно, что мы потерпели поражение, что уже все, сдали и Зюганов сдал, и эти сдали, все сдали, потому что Зюганов выступил по телевизору. Вы знаете это его знаменитое выступление по телевидению, когда говорят, что он 26-го встретился с Ельциным, а до этого с Черномырдиным. Уговаривал и кричал о том, что власть лежит, «если вы меня сейчас не задействуете, то вы проиграете». Так и было, ведь власть лежала и ее некому было подобрать. Так же было?

Андрей Фефелов: Вы так думаете?

Сажи Умалатова: Она на самом деле, парализация полная была. Я это говорила, и Баранникову говорила, и Ачалову: «Вы что? Министры Верховного Совета что ли? Вас же назначили Министрами – берите народ, идите в Министерство, идите», а мне Ачалов сказал: «Мы придем, а нас расстреляют там». Я говорю: «Лучше там умереть, чем здесь. Вы что с ума сошли? ». Это было бесполезно. Воронин сказал мне: «Ты как тигр на меня налетела! ». Но на кого бы я ни налетала, я все время вынуждена была рикошетом…

Андрей Фефелов: Смотрите, как получилось. Я у Алксниса тоже спрашивал, что основные опоры власти в тот период, в те дни – это Коржаков, человек который близок к Ельцину, который, наверное, устраивал многие провокации  в связи с Верховным Советом. Также Полторанин, который находился при Ельцине и вдохновлял его. Оба эти человека сейчас самые ярые обличители Ельцина.

Сажи Умалатова: В том-то вся беда. Дело в том, что Коржаков, который мнил себя президентом Российской Федерации, он это не скрывал. Когда мы читаем его книгу, где он обличает Ельцина, то там он ничего не написал чего мы не знаем. Там красной строкой проходит о том, что он уже себя мнил президентом Российской Федерации. У него, как у женщины есть такие обиды, где он пишет: «Я вернулся из Верховного Совета с победой. Я прихожу, не дождавшись меня они там за банкетным столом поднимали рюмки. Мне это было противно». Я прошу прощения, но это женская обида, то есть он хотел все эти лавры захватить себе. Человек, который командовал расстрелом Верховного Совета. Было уничтожено столько мирных, молодых ребят. Молодой, старый – не имеет значения, человеческая жизнь была отнята.

Андрей Фефелов: Может быть, это попытка уйти от ответственности, сочинить такую книжку.

Сажи Умалатова: Книжку можно сколько угодно сочинить. Самое страшное, что у нас народ настолько добрый, он не чувствует, он не понимает, что человек вчера делал. И как он может понимать, когда человек озабочен сегодня тем, как прокормить свою семью. А когда СМИ тебе навязывают и показывают то, какой он оппозиционер сегодня, а то, что он вчера ел с корыта, которое ему поставили вместе с Ельциным – этого никто не говорит. Между прочим, если проанализировать, то главным, кто спаивал Ельцина, был он. Потому что он говорил, что все время с собой какой-то самогон, какую-то водку носил все время. Он это пишет и говорит об этом.

Почему происходит у нас каждый день предательство? Вот эти «перевертыши» – они вчера одно говорят, а сегодня другое. Если ты даже вчера предавал, убивал, стрелял, а сегодня одел другую одежку и стал патриотом. Народ начинает как-то его поддерживать, с надеждой на него смотреть. А смотреть почему? Потому что столько предательства произошло за эти 27 лет (с 1985-го года) с приходом Горбачева. Народ хоть кого-то ждет, кто бы защитил его и его страну. Народ живет с надеждой. Говорят, что надежда умирает последней.

То, что касается Коржакова, Полторанина – это одна шайка-лейка, я их хорошо знаю. Коржаков не был в Верховном Совете СССР. Полторанина я хорошо знаю, он был у меня в Комитете. Как они себя вели, как они предавали. Самое страшное, что люди, которые были в высших эшелонах власти, которые кормились и имели все – они в первую очередь пошли предавать страну и народ. В первую очередь! Не простой народ предавал страну. Народ наоборот, не смотря на ту массированную мозговую атаку 17-го марта 1991-го года на референдуме сказал «да» Союзу. 96, 8% принявших участие в референдуме сказали «да» Союзу, но с мнением народа никто не посчитался. Никто словом не обмолвился, что эти люди предали мнение народа.

Что касается Коржакова, то когда уже всех забрали и нас, естественно, отрезали. Мне же всегда больше всех надо. Мы стоим уже несколько человек. Хасбулатов, Иван Арчилович, Руцкой и я замыкала круг, стояла в конце 17-го подъезда. Заходит Коржаков, это тоже была подлость человеческая – он хотел показать, что он победитель. Это говорило о том, что он очень низкий, подлый человек. Весь в таком белом плаще до пола, расстегнут и руки в плаще. Он вошел, на каждом останавливал взгляд и смеялся. Ребячество, да? Настолько несерьезно. Он каждого. Он говорил: «Ну, что? ». Хасбулатову, Руцкому, всем говорил, не произнося слова. Доходит до меня. Он посмотрел, улыбка у него исчезла – это останется для меня загадкой на всю оставшуюся жизнь – он пятками вперед вышел на улицу. Я никогда такую картину не видела.

Андрей Фефелов: Что-то он во взгляде у вас увидел, наверное.

Сажи Умалатова: Я не знаю. Пятками вперед, а не назад. Он не повернулся, а пятками вышел. Эта картина стоит, как в картинках, назад-вперед. Конечно, я хотела когда-нибудь задать ему этот вопрос. Однако когда он написал книжку и стал ярым патриотом, то я поняла, что задавать ему вопрос бесполезно.

Андрей Фефелов: Спасибо большое. У нас в гостях была Сажи Умалатова. Спасибо!

Сажи Умалатова: Пожалуйста.