Англия: на пути к мировому господству

Из книги А. В. Кузнецова "Тайная власть Британской короны. Англобализация".

...Известный английский мыслитель и экономист Дж. Ст. Милль признавал факт существования колоний и выступал против ликвидации Британской Ост-Индской компании, в которой он был активным акционером. В своей работе «Размышления о представительном правлении» Дж. Ст. Милль обосновал тезис о прогрессивности процесса завоевания цивилизованными нациями «отсталых» народов. Английский священник, демограф и экономист Т.Мальтус указывал на необходимость истребления диких племен, заселяющих заморские территории, с целью «освобождения плодородных земель и поступления их в распоряжение просвещенных и промышленных народов». Академик российской Академии военных наук С.Л. Печуров отмечает: «Сама атмосфера в британских колониальных поселениях способствовала рождению и процветанию расистских, а затем и чисто нацистских идей. Принадлежность к англо-саксонской расе в британских колониях по всему миру как раз и давала такую власть, о которой у себя на родине колонисты и мечтать не могли».

Как отмечает профессор кафедры Американских Исследований Санкт-Петербургского государственного университета Ю.Г.Акимов, в англосаксонском сознании идея Британской империи начала формироваться во второй половине XVII века (само выражение «Британская империя» появилось в 1692 г.). Однако, имперская хозяйственная и политическая структура сформировалась только к началу XVIII века. Причем концепция «теоретической империи», исповедуемая империалистами, вовсе не соответствовала «реальной империи» с ее потрясениями и искажениями.

Небезынтересно отметить, что свою империалистическую политику Британия строила по формуле Аристотеля – великого защитника рабства классического мира. Смысл сводился к тому, что высшие расы рождены для господства, а низшие – для повиновения. Аристотель осуждал рабство греков, как осуждал и жестокость. По его мнению, раб, прежде всего, был чужой, иностранец.

Британцы не только взяли эту формулу на вооружение, но и значительно усилили ее, в частности, во время колонизации Америки. Стремительное развитие капиталистических отношений в Англии потребовало огромных социальных жертв. В период политики огораживания крестьяне в массовом порядке лишались своих земель, ремесленники разорялись, попадая в кабалу к перекупщикам и ростовщикам, – все это приводило к росту нищеты и безработицы. Превратившиеся в бродяг крестьяне наводняли города, участвовали в грабежах и убийствах, затрудняя развитие зарождающейся капиталистической экономики. По закону, запрещавшему бродяжничество и нищенство, изданному Генрихом VIII, 100 тысяч обезземеленных крестьян были повешены (число, сравнимое с совокупной численностью населения пяти крупнейших городов Англии того времени, за исключением Лондона). В данной ситуации переезд в Америку рассматривался чуть ли не единственным путем к спасению и выживанию. Основная масса переселенцев, не располагая собственными средствами для переезда через океан, была вынуждена заключать кабальные соглашения с судовладельцами и купцами. Им приходилось работать от двух до семи лет буквально в положении рабов, обязанных выполнять любую работу, которую определит им предприниматель в счет уплаты средств, затраченных на их переезд в Америку. Такие рабочие назывались «законтрактованными слугами». Они составляли от половины до двух третей эмигрантов, прибывших в Северную Америку в период 1650–1780 гг. Для английских мигрантов, подписывающих подобный контракт, эта пропорция в отдельных областях составляла семь из десяти человек.

Но белая иммиграция не удовлетворяла полностью потребности колоний в рабочей силе. Поэтому наряду с белым рабством в Америке возникло рабство «цветных». В период с XVI по XIX вв. в Америку было насильственно перевезено приблизительно двенадцать миллионов африканцев (из которых более 20 процентов умерли в пути). Эта была самая крупная недобровольная миграция за всю историю существования человечества. Она способствовала становлению крупнейшей рабовладельческой империи со времени Рима. Содержание раба-негра обходилось в два раза дешевле, чем содержание законтрактованного рабочего. Кроме того, раб-негр был выгоднее, поскольку становился собственностью хозяина на всю жизнь, тогда как законтрактованные по истечении срока контракта становились свободными.

По мнению Н.Старикова, исходя из количественных потребностей в рабочих руках, завезенные чернокожие африканцы могли быть вполне заменены местными краснокожими индейцами, однако последние оказывали активное сопротивление колонизаторам, следствием чего стала их практически полная ликвидация: «На время прихода европейцев на землях 48 штатов проживало 12 млн. индейцев. К началу XX века чистокровных индейцев осталось 250 тыс. 70 %  индейцев – беженцы в собственной стране, согнаны со своей земли. США провели геноцид, не сравнимый ни с чем: они истребили 99,6 % индейцев». Геноцид пришелся на тот период, когда США на три четверти состояли из переселенцев с Британских островов.

Официальным выражением территориальных притязаний англичан в Северной Америке являлись колониальные хартии и патенты, выдаваемые английскими монархами. Эти документы издавались в преддверии каждого колониального предприятия. В них, как правило, перечислялись земли, передававшиеся той или иной колонии. Однако, по мнению Елизаветы I, только «реальное владение и эффективная оккупация», а не простое открытие или папское пожалование давало право на те или иные заморские территории. В данной связи необходимо отметить, что с самого начала колонизации Северной Америки английские колонии существенно превосходили французские и голландские по численности населения. Так, к 1663 г. в английских, французских и голландских колониях в Северной Америке насчитывалось 83,5 тыс. человек. При этом 48 % из них (40 тыс.) приходилось на долю Новой Англии, 36 % (30 тыс.) – на долю Виржинии и Мэриленда, 12 % (10 тыс.) составляло население Новых Нидерландов и только 4,2 % (3,5 тыс.) – Новой Франции. В 1710 г. англичан было 331,7 тыс., тогда как во всей Новой Франции в 1706 г. насчитывалось лишь 16,4 тыс. поселенцев.

Концепция Британской империи времен Елизаветы I базировалась на протестантизме и верховенстве Англиканской церкви, которые противопоставлялись и служили мощным религиозным оружием против главного на то время морского соперника Англии – Испании, исповедовавшей католицизм и сохранившей фанатичную верность Папе Римскому. Хотя англиканское духовенство сохранило многие католические обряды, особенно педантически дотошное взимание десятины, однако ни в Англии, ни в Ирландии нельзя было получить должность, не числясь среди «ревностных англикан». Как отметил Вольтер: «Англия – страна сект. Англичанин – человек свободный. Однако, истинная религия англичан – та, которая помогает составить себе состояние, это епископальная секта, именуемая англиканской, или истинной церковью».

Другим оружием сдерживания колониальной экспансии Испании было открытое поощрение со стороны британского правительства английского морского разбоя, который постепенно превратился в «грандиозную необъявленную войну против испанских судов и испанских колоний». При этом между Лондоном и Мадридом официально сохранялся мир. Когда испанский посол Б. Мендоса непосредственно обратился к Елизавете I с требованиями о возмещении ущерба, нанесенного Испании во время знаменитого рейда «Золотой лани» английского «морского пса» Фрэнсиса Дрейка, британская королева уклонилась от немедленного ответа и с тех пор под различными предлогами стала избегать встречи с испанским послом. Корсары Фрэнсиса Дрейка участвовали также и в разгроме испанской «Непобедимой армады».

Таким образом, успехам в колониальных компаниях британское правительство было во многом обязано своим непосредственным связям с организованной преступностью.

Королева Елизавета I – дочь многоженца Генриха VIII от брака с бойкой придворной красавицей Анной Болейн – охотно выдавала негласные лицензии английским пиратам, дававшие им право грабить испанские корабли на условиях дележа добычи с британской короной. В период с 1585 по 1604 год в бассейне Карибского моря грабежам английских пиратов подвергались от 100 до 200 испанских кораблей, что давало около 200 000 фунтов годового дохода. Одним из наиболее выдающихся представителей английских пиратов был Генри Морган, который неоднократно грабил испанские колонии у берегов Нового Света. За заслуги перед британской короной Генри Моргану был пожалован наследуемый титул баронета, он был произведен в звание вице-адмирала, командующего королевской флотилией и судьи адмиралтейства, а также получил должность исполняющего обязанности губернатора Ямайки. Точно также титула баронета и звания вице-адмирала был удостоен и пират Фрэнсис Дрейк.

В более позднее время это военное превосходство на морях и роль пулемета «Максим» на суше обеспечивали Англии относительно легкое овладение заморскими территориями. Английский барон Ротшильд, выкупивший у американского изобретателя Хирама Максима монопольное право на производство смертоносного оружия, щедро снабжал им британские военные формирования во время завоевания Африки. Одного пулеметного расчета из 4 человек – скорострельность «Максима» составляет 500 выстрелов в минуту – хватало, чтобы уложить сотни аборигенов, вооруженных стрелами и дротиками.

Возбужденные успехами экспедиции Колумба, который в надежде достичь Востока, открыл Америку, англичане, обуреваемые жаждой освоения сказочной Индии, открыли полуостров Лабрадор. Это открытие послужило позднее основанием для предъявления претензий англичан на весь материк Северной Америки. Соревнуясь с немцами, англичане приобретали огромные территории в Западной и Восточной Африке. Вслед за колонизацией Германией Камеруна, Англия основала так называемую «British Niger Company» с целью заселения обширных областей от устьев реки Нигера до озера Чад. Впоследствии из этих ее владений была образована колония Нигерия, превратившаяся в XX веке в западноафриканский нефтяной плацдарм для британских и американских транснациональных компаний.

Конкуренция со стороны германской промышленности стала также важной причиной усиления империалистических настроений в Англии. Если в 1893 г. в Россию ввозилось больше изделий английских промышленников, чем немецких, то уже через три года российский импорт из Германии почти в два раза превышал импорт из Англии. Английская пресса бьет тревогу, подогревает страсти против иностранных конкурентов, в первую очередь Германии. «Спасение в империализме», «империализм – это широкое развитие промышленности», «промышленность следует за флагом». Цементируется общественное мнение о том, что промышленность можно спасти только путем завоевания новых стран.

Англичанам нужна была Африка от Капской колонии до Каира, чтобы проложить колоссальную железную дорогу с целью сбыта миллионов пудов рельсов, которые некуда было девать. На постройку правительство ассигновало 5 млн. фунтов. Приступили к постройке без планов. Инженеры прокладывали путь, не зная, что будет через 20 верст: гора, болото, река. Зато был обеспечен рынок для бирмингемских колес и винтов. Захват новых территорий означал новые спекуляции на землю, на золото, на каменный уголь, существующий и не существующий. Массы были увлечены той идеей, что империализм сулил расширение рынков, увеличение промышленности и заработной платы, счастье и благосостояние трудящихся. Был принят закон, преграждающий эмигрантам доступ в Англию.

Священники получали взятки для пропаганды империализма в церковных школах; они доказывали, что отлично сумеют культивировать военный дух, если только им передадут все средние школы. Они даже Евангелие издали в военном переплете цвета «хаки» с национальным флагом на обложке.

Сопротивление корыстолюбивым планам англичан со стороны населения Африки подавлялось актами беспрецедентного вандализма и жестокости. Так, во время Англо-бурской войны англичане задолго до Гитлера применили систему концентрационных лагерей для завоевания непокорного коренного населения Южной Африки. В британских концентрационных лагерях умерло в общей сложности 27 927 буров (большинство из них дети) или 14,5 % всего бурского населения – больше, чем в результате непосредственных военных действий. Причиной их смерти было недоедание и плохие санитарные условия. Целью Англо-бурской войны было закрепление права на первенство англичан в разработке золотых приисков. И хотя после открытия золотых копий буры были готовы отказаться от права их эксплуатации и просили оставить им только пахотные земли для обеспечения себя продуктами пропитания, англичане проявили полную безучастность к подобным просьбам.

В августе 1999 г. Африканская комиссия правды по вопросам мировых репараций и репатриаций (The African World Reparations and Repatriation Truth Commission) выставила странам, участвовавшим в работорговле и колониальных захватах, счет в размере 777 трлн. долл, в качестве возмещения убытков, понесенных Африкой с учётом оценки человеческих жизней, а также стоимости алмазов, золота и других полезных ископаемых, отнятых колонизаторами. По самым скромным подсчётам британская доля составляет около 150 триллионов фунтов стерлингов. Тем не менее, вряд ли африканское сообщество в данном вопросе может рассчитывать на тот же успех, который, к примеру, имело американское еврейское лобби жертв Холокоста. Дело в том, что Африка давно уже потеряла свою первоначальную привлекательность для британских капиталовложений. Если накануне Второй мировой войны доля Африки в общем объеме британских зарубежных активов составляла 13 %, то сегодня лишь 0,7 %. В настоящее время свыше половины (53 %) британских зарубежных активов сконцентрировано в Европе, а еще треть инвестирована в экономики двух американских континентов (с долей США в 29 % от мирового объема британских капиталовложений).

Отдельного внимания заслуживает история завоевания англичанами Индии. В 1700 году население Индии в двадцать раз превосходило население Британии. Доля страны в мировом производстве составляла 24 %, Британии – 3 %. До прихода английской Ост-Индской компании в Индию империя Моголов являла собой символ могущества, величия и великолепия. Вот как описывает состояние империи на тот период британский историк П.Брендон: «Двор был самопровозглашенным раем драгоценных камней, шелков, духов, одалисок, слоновой кости и павлиньих перьев. Английские гости чувствовали себя униженными такой роскошью. Когда «Джон-компани» (так ее прозвали) подарила императору Джахангиру (чье имя означает «покоритель мира») карету, он приказал заменить все металлические части серебряными и золотыми. Города моголов были богаче и красивее Лондона и Парижа. Купцы оказались богаче банкиров из Гамбурга и Кадиса. Производители хлопка одевали большую часть Африки и Азии, а количество населения империи (сто миллионов человек) соответствовало числу европейцев. Слоновья кавалерия могла напугать Ганнибала, а артиллерия вызвала бы благоговейный трепет у Людовика XIV. Более того, XVII век стал золотым для искусства, поэзии, живописи и архитектуры моголов».

Понятно, что в подобных условиях англичане могли действовать только нестандартными методами. Один из таких методов описан французским социалистом, историком и журналистом XIX века Луи Бланом. По словам Л.Блана, в 1715 г. к Делийскому двору Великого Могола Фаррухшияра прибыла посольская делегация от Английских калькуттских дельцов с жалобой на наместника Муршид Кули-хана с целью обсуждения вопроса получения привилегий для британской Ост-Индской компании. В то время Могол чрезвычайно страдал мучительной мужской болезнью, которая была причиной его воздержания от своей страсти к дочери раджи. Так случилось, что в посольской делегации был доктор Уильям Гамильтон, который и вылечил Могола от недуга. В качестве благодарности Могол выказал готовность выполнить любую просьбу врача. Так были получены привилегии, которые стали основой великой хартии англичан в Индии. По сведениям К.Маркса, Фаррухшияр подарил английским купцам 38 городов и освободил их от уплаты налогов, введя для каждого тюка их товаров «дастак», или официальный пропуск, освобождающий его от осмотра чиновников.

Русский автор А. Салтыков рисовал в журнале «Отечественные записки» неприглядную картину английского управления Индией. Он возлагал на англичан вину за нищету индийского народа на фоне огромного природного богатства страны. В частности А.Салтыков писал: «Целое столетие владеют англичане этой землей, но как мало они сделали для благоденствия народа. Ост-Индская компания, обогащаясь за счет Индии, не открыла ни одного колодца, не вырыла ни одного пруда, не построила ни одного канала. В настоящее время страна эта стала беднее, чем ранее: промышленность ее погибла, богатые города опустели, и там, где раньше было 200 тыс. жителей, теперь живут едва 15 тыс. Английские школы и миссии не принесли пользы народу, земли запущены, публичные работы не ведутся. Налоги остались в том виде, как во времена Акбара, но с тех пор введена монополия на продажу соли и огромные территории засеяны маком для производства опиума. Из обнищания Индии выгоды извлекла только Ост-Индская компания, которая для сохранения своего господства сеет рознь между племенами».

В наихудшем положении оказалась Бенгалия. В 1765 г. там произошло восстание, которое только усилило власть Ост-Индской компании, выкупившей у императора моголов право на сбор налогов. Благодаря этому в период между битвами при Плесси и Ватерлоо доходы с Индии достигли миллиарда фунтов стерлингов. Результатом проведения рыночных реформ в Бенгалии стал катастрофический голод 1770 г., во время которого, по утверждению тогдашнего английского администратора Уоррена Гастингса, умерло не меньше 10 миллиона человек – треть населения края.

Еще в середине XVIII века Индия была второй крупнейшей мировой экономикой после Китая. К 1750 г. на индийский субконтинент приходилось четверть всего мирового ремесленного и промышленного производства, тогда как на Британию не более 1,9 %. Однако с приходом промышленной революции ситуация резко изменяется в пользу Туманного Альбиона. Б.Ю.Кагарлицкий пишет: «Уже в 1793 году производительность ланкастерского текстильщика была в 400 раз выше, чем у индийского ткача. Не удивительно, что после того как в 1813 году в Индии была введена свободная торговля, ее первейшим последствием стало крушение местного производства. Если до того Индия имела позитивный торговый баланс с Европой и Англией, то в последующие 20 лет импорт тканей из Британии вырос в 50 раз, а экспорт текстиля в Британию сократился на три четверти. Для самих индийских ткачей это обернулось катастрофой, когда сотни тысяч людей, потеряв работу, просто умирали от голода. Дакка, бывшая цветущим центром текстильного производства в XVIII веке, превратилась в город-призрак, за те же 20 лет её население сократилось со 150 тысяч до всего 20 тысяч жителей». В 30–40-е годы XIX века 40 % индийского экспорта стал составлять опиум, торговля которым находилась под контролем британской Ост-Индской компании.

Хотя индийским предпринимателям предоставлялись широкие возможности участия в деятельности Ост-Индской компании, тем не менее, распределение доходов шло преимущественно в пользу британских бизнес-партнеров. В 1757–1947 годах британский ВВП увеличился на 347 %? индийский – на 14 %. В период колонизации Британией Индии рост доходов на душу населения там был практически заморожен. Между 1820 и 1950 гг. он составлял всего лишь 0,1 % в год, что было обусловлено нежеланием Британии развивать местную промышленность. Напротив, в Индии всячески поощрялся импорт товаров и менеджмента, в первую очередь, конечно же, из Британии, благодаря действию на ее территории ставок импортных тарифов, считавшихся одними из самых низких в мире. В результате подобного пренебрежения развитием собственной промышленности на момент получения независимости от Британии в 1947 г. Индия была вынуждена импортировать даже самые примитивные изделия вплоть до иголок для шитья.

Еще более коварной была история завоевания англичанами внутреннего рынка Китая. На протяжении первых восемнадцати столетий после Р.Х. Китай был крупнейшей экономикой мира. При этом стоит заметить, что уникальная китайская цивилизация развивалась на протяжении более четырех тысячелетий, причем последние два тысячелетия – как унитарное государство «великой гармонии» и «пресвящённого абсолютизма».

Поднебесная Империя не признавала европейской модели демократического равенства суверенных государств и считала, что ни одно общество не может сравниться с ней по культуре и величию. Опасаясь нарушения многовековых государственных устоев, Китай сознательно не вступал в отношения с западными «варварами», не признающими Китай центром мира. И, стоит заметить, что эти опасения были небезосновательны. Средневековый Китай на много веков опередил Запад в великих научных и технических открытиях (флот, компас, сейсмограф, фарфор, книгопечатание, порох, шелк, бумажные деньги, вентиляционные системы и пр.), но впоследствии отказался от модернизации технических изобретений, как угрозы разрушения традиционной структуры китайского общества.

Воспитанные в духе конфуцианского учения, китайские чиновники не имели представления о таких атрибутах западной индустриализации, как паровой двигатель, капиталистическое кредитование и частная собственность.

Китай не интересовался успехами развития других цивилизаций и не пытался навязывать свои ценности чужакам, но позволял приобщаться к ним, требуя лишь одного – признания своего превосходства, в том числе и путем принесения дани в виде дорогих подарков китайским императорам.

Преследуя политику изоляционизма, Китаю удалось создать богатое и самодостаточное государство, которое французский политический экономист Франсуа Кёнэ называл «самым красивым и процветающим королевством в мире».

Подобное благополучие, однако, не давало покоя и вызывало зависть у Англии – крупнейшей морской и торгово-промышленной империи Запада. Однако все английские дипломатические миссии в Китай с целью установления дипломатических отношений и расширения двусторонней торговли путем устранения существующих торговых барьеров, потерпели фиаско.

Показательной в данной связи является первая серьёзная английская дипломатическая миссия во главе с лордом Джорджем Маккартни, пребывавшая в Китая в 1793–1794 гг. Для ознакомления китайского руководства с достижениями английской науки и техники в состав делегации были включены металлург, часовщик, терапевт, механик, хирург, мастер по изготовлению математических инструментов и группа «Квинтет немецких музыкантов» для ночных выступлений. Англичане привезли с собой образцы продукции, которую они планировали продавать Китаю: инкрустированные бриллиантовые наручные часы, артиллерийское орудие, английские копии китайского фарфора, планетарий немецкой работы, телескопы, теодолиты, помпы, портреты короля и королевы кисти Джошуа Рейнольдса и др.

Когда делегация перемещалась в летнюю резиденцию императора на северо-востоке от Пекина на нагруженных подарками и деликатесами китайских судах были вывешены лозунги, написанные китайскими иероглифами: «Английский посол везет дань императору Китая». Глава английской делегации решил опротестовать данное, как он думал, недоразумение во время личных переговоров с императором. Однако после двух протокольных встреч с императором переговоры так и не начались. Вместо этого Маккартни было вручено письмо китайского монарха на имя английского короля Георга III, в котором, в частности, говорилось: «Ты, о Король, живущий далеко за многими морями, тем не менее возгоревшийся смиренным желанием приобщиться к благам нашей цивилизации, направил миссию, несущую с почтением твое послание… Диковинные и дорогие предметы меня не интересуют. Если Я и отдал распоряжение принять дань, отправленную тобой, то только из уважения к твоему желанию, которое побудило тебя послать их из такой дали…. Как твой посол смог убедиться, у нас все есть».

Подобным ответом была продемонстрирована приверженность китайских императоров традиционной внешнеполитической китаецентристской доктрине, обусловливавшей высокомерно-пренебрежительное отношение ко всем иностранцам. Установлению дипломатических отношений с Китаем воспрепятствовало также нежелание высокопоставленного английского дипломата выполнить традиционный церемониальный обряд коу-тоу – трижды встать на колени и девять раз ударить челом перед китайским монархом. Униженная английская делегация была вынуждена отбыть восвояси.

Внешнеторговый баланс Англии с Китаем был хронически негативным и покрывался серебром. В английском экспорте в Китай в первой половине XVIII века серебро составляло львиную долю: в 1708 г. – 96,5 %; в 1730 г. – 97,5 %; в 1750 – 86 %. Едва ли не единственным «английским» товаром, пользовавшимся спросом у китайского населения, был… опиум. Однако продажа и курение опиума в Китае были запрещены законом. В целях компенсации оттока серебра в обход действующего в Китае закона, запрещавшего продажу и курение опиума, в 60-х годах XVIII века англичане организовывают контрабандный завоз опиума в Китай частными компаниями из Индии. Впоследствии экспорт опиума был взят под контроль Ост-Индской компании, что фактически означало нарушение китайского запрета на ввоз опиума уже непосредственно со стороны английского правительства. С середины 60-х гг. XVIII века экспорт опиума в Китай (до этого не превышавший установленной законом нормы в 200 ящиков для использования в медицинских целях) стал стремительно возрастать. В последние годы XVIII века в Китай ввозилось ежегодно около 2 тыс. ящиков опиума, в первые годы XIX века – до 4 тыс. и более ящиков, в 1821 г. – 7 тыс., в 1824 – 12,6 тыс., в 1834 – 21,8 тыс., в 1837 г. – 39 тыс., в 1838 – 40 тыс. ящиков (ящик опиума весил около четырех пудов). К концу XVIII века выручка от ввозимого в Китай опиума уже равнялась стоимости легального английского экспорта. Торговля опиумом стала источником внушительных доходов местных властей и чиновников в форме всепроникающего взяточничества. В начале XIX века опиокурение в Китае превратилось в национальное бедствие, угрожавшее нравственному и физическому здоровью народа: курильщиками опиума являлись 1–2 человека из десяти среди столичных чиновников, 2–3 из десяти среди провинциальных чиновников, 5–6 из десяти среди писцов и чиновников уголовной и налоговой палат.

Наивные попытки прекратить поставки опиума военным путем закончились для Китая полным провалом. Китайские чиновники пребывали в абсолютном неведении относительно многократного технического превосходства английского флота, а китайский военно-морской флот, в соответствие с политикой изоляционизма, был расформирован еще в XV веке и с тех пор не модернизировался.

Первая «опиумная война» (1839–1842 гг.) закончились для Китая поражением и подписанием неравноправного Нанкинского договора. Договор обязывал Китай уплатить контрибуцию в 21 млн. долл. По этому договору были удовлетворены претензии англичан по всем основным вопросам, остававшимися спорными более 200 лет. Китай уступил в «вечное владение» Англии Гонконг, который превратился в важнейшую торговую и военную базу англичан. Была ликвидирована торговая компания «Кохонг», которая с 1720 г. монопольно контролировала всю торговлю Китая с иностранными купцами. Таким образом, торговая изоляция Китая была сломлена насильственным путем. В результате открытия для английской торговли пяти китайских портов (Кантон, Амой, Нинбо, Фучжоу, Шанхай) пали преграды, охранявшие рынок Китая от наплыва английских товаров. «Свобода торговли», которой так домогалась Англия, на деле обернулась для Китая жёсткой регламентацией ее режима. Китай был лишен суверенного права самостоятельно устанавливать таможенные пошлины на экспортные и импортные товары, которые были снижены в 2–4 раза (до 5 %) по сравнению с периодом до заключения Нанкинского договора. Нарушением суверенитета Китая было и принятие принципа экстерриториальности, согласно которому провинившийся на территории Китая англичанин отныне должен был отвечать по английским, а не по китайским законам. Кроме того англичанам (равно как и другим иностранцам) предоставлялось право учреждения сеттльментов, т. е. территорий, на которых иностранцы осуществляли свое управление, держали свою полицию и войска. Англичане добились для себя принятия «режима наибольшего благоприятствования», согласно которому все привилегии, получаемые любой державой в Китае, автоматически распространялись на Англию.

В результате поражения во второй «опиумной войне» (1856–1858 гг.), нанесенного Китаю объединенной англо-французской армией, были подписаны тяньцзиньские договора. Англия и Франция получили право содержать дипломатические миссии в Пекине, английские и французские корабли получили право судоходства по реке Янцзы. Для иностранной торговли были открыты пять новых портов; были сняты всякие ограничения деятельности христианских миссионеров. Китайцев заставили подписать соглашение, легализирующее торговлю опиумом. Объем торговли опиумом непрерывно возрастал: в 1845 г. в Китай было ввезено 39 тыс. ящиков, в 1850 г. – 52,9 тыс., в 1855 г. – 78,3 тыс. ящиков. Британцы продолжали продавать опиум до принятия Гаагской конвенции, которая запретила его экспорт лишь в 1912 г.

Поражение в третьей «опиумной войне» (1859–1860 гг.) привело к подписанию новых кабальных для Китая договоров, известных под названием Пекинских конвенций. Китайское правительство согласилось выплатить Великобритании и Франции контрибуцию в 8 млн. лян, открыть для иностранной торговли порт Тяньцзинь, разрешить использовать китайцев в качестве рабочей силы в колониях Великобритании и Франции. К Великобритании с этого момента отходил в собственность Коулунский полуостров.

Российский историк О.Е. Немопнин отмечает: «важным средством закабаления Цинской империи было лишение её таможенной независимости. В 1859 г. англичане при поддержке США и Франции взяли в свои руки «Управление императорских морских таможен Китая», поставив во главе его Р.Харта. Последний в течение 45 лет (1863–1909 гг.) был бессменным генеральным инспектором и фактическим хозяином морских таможен. К 1898 г. такой контроль был введён в 33 портах. Все доходы от морских таможен не только проходили через Р.Харта и его помощников, но и частично хранились в английских банках». Наибольшие выгоды из утраты Китаем политической и экономической самостоятельности извлекла Британия, на которую к 1898 году приходилось 82 % китайской внешней торговли. К 1900 г. порядка одной шестой британского экспорта ввозилось в Китай. Британские коммерческие суда перевозили три четверти предметов китайской внешней торговли и обеспечивали до половины прибрежных перевозок местных коммерсантов.

Итак, как следует из вышеприведенного анализа, преследование коммерческих и торговых интересов выступало главной причиной установления Англией мирового господства. При этом метрополия никогда не отягощала себя какими-либо моральными принципами ни в отношении заморских колоний, ни в отношении стран континентальной Европы. Вышеприведенный анализ указывает на качества английского имперского характера, не утратившие актуальность и по сегодняшний день: жестокость, коварство и упорство в достижении целей управления глобальными процессами с целью извлечения из этого максимальной коммерческой выгоды.