Александр Ф. Скляр: по направлению к мечте

 

 

Александр Ф. Скляр: по направлению к мечте

 

Александр Ф. Скляр, российский музыкант и радиоведущий, о своем творческом пути. Ведущий — Андрей Смирнов.

 

Андрей Смирнов: Добрый день. В студии «День-ТВ» Андрей Смирнов. В гостях у нас Александр Ф. Скляр – наш отечественный, по-своему уже даже легендарный рок-музыкант. Поймал себя на мысли, что хотел в продолжение сказать лидер группы «Ва-Банкъ» и понял, что группы «Ва-Банкъ» уже не существует почти 5 лет. При этом вот это слово «Скляр» и «Ва-Банкъ» — они в сознании присутствуют и присутствуют крепко-накрепко. Причем 20 лет прошло, сколько группе существовала? Двадцать с лишним лет?

Александр Ф. Скляр: Она с 1986-го. Да, 20 ей уже было, 21 по сути дела там уже, наверное, где-то, 22 на момент когда…

Андрей Смирнов: Оказалось, что группу вы распустили и нельзя сказать, что это произошло заметно. Дело даже не в отсутствии сегодня группы «Ва-Банкъ» как вашего коллектива. Вообще это явно было связано с неким вашим переходом к более важным и интересным темам, которые в группе «Ва-Банкъ» вы и музыкально, и мировоззренчески не могли решить. Так ли это и что, собственно, произошло? Насколько сейчас вы себя спустя четыре года чувствуете себя свободным, или есть какая-то ностальгия по тем временам?

Александр Ф. Скляр: Нет, у меня нет никакой ностальгии. Я, в каком-то смысле я продолжаю внутренне для себя, свое родство с группой «Ва-банкъ» ощущать, потому что тот коллектив, который меня сейчас окружает и который является моим основным постоянно действующим ядром, это такой же набор единомышленников. Нам в принципе ничего не мешает это назвать группой «Ва-Банкъ». Просто ведь тогда в чем была главная идея? Главная идея была в том, так как помимо группы «Ва-Банкъ» существовали сольные мои всевозможные проекты, которые мне нужно было рулить параллельно. На какой-то момент я просто устал этими параллельными делами заниматься одновременно. Мне захотелось, закрыв идею группы «Ва-Банкъ» объединить все под одним проектом. Внутри него я все равно продолжаю ощущать разные течения. Есть конкретно рок-н-рольные направления внутри того, чем я занимаюсь. Есть более свободная форма. Иногда она выражается в том, что мы не все на сцене – не все шесть человек на сцене, а на сцене два или, скажем, три человека. Саша Белоносов чаще всего – пианист, Леша Ярославский – контрабасист и я, если это три человека. Иногда мы вдвоем с Сашей. Есть совсем отдельные вещи, как скажем, например, концерты, творчество Александра Николаевича Вертинского, но все равно все это под единым для меня понятным образом, который артистически так и называется Александр Ф. Скляр. Поэтому – да, группы «Ва-банкъ» нет как явления, как обозначенной группы.

Андрей Смирнов: Однако как жанр некоторый…

Александр Ф. Скляр: Как некоторый жанр внутри того, что я делаю – он остался.

Андрей Смирнов: Просто иногда есть ощущение, что слово «ва-банкъ» можно предложить в качестве некой аттестации ваших проявлений, что вы стараетесь идти в ва-банк. Просто в разных проявлениях.

Александр Ф. Скляр: Тогда – в начале – это было более понятным: для чего и против чего ты собственно идешь ва-банк. С годами это стало – сама эта мысль – она стала все менее и менее понятна. Да, оставалось название, то, что называется, раскрученной группы, но меня это перестало удовлетворять. Ты ради названия вообще существуешь? Или ты существуешь ради каких-то своих внутренних музыкальных целей, которые по сути дела и должны быть для тебя главными? Ты музыкант или ты лейбл? Я выбрал из этих двух все-таки определений, я выбрал для себя, что я музыкант.

Андрей Смирнов: Вообще это обязательная на ваш взгляд история, что артист должен переодеваться? Ведь в истории мировой рок-культуры, поп-культуры хватает великих имен, которые выражали стиль на протяжении сорока лет «от и до» и уходили в мир иной, оставляя… не знаю, Джеймс Браун, к примеру. Или эта смена идеи, смена имиджей она обязательна? Или здесь надо все-таки исходить из выбора каждого?

Александр Ф. Скляр: Мне кажется, что здесь у каждого своя индивидуальная история. Может быть, изначально и было бы правильно вообще никак не называться, а просто быть артистом, самим собой, а уж как ты там – с группой ты с одной ли или ты с другой ли, или вообще у тебя это меняется – это уже вопрос другой. У нас, почему-то, по крайней мере, на начальном периоде рок-н-ролла – а я же все-таки отношусь к начальному периоду русского рок-н-ролла – у нас почему-то было принято называться группами. Может быть, потому что это был период такой болезни роста. То есть мы в этом смысле подражали западным ребятам. Западные – это группы все-таки чаще всего, по крайней мере, тоже на их начальном периоде и давайте мы все тоже будем группами. Группа «Крематорий», группа «Вежливый отказ», группа «Звуки Му» и так далее и все это группа. Вот мы назовемся группами. Потом кто-то из этих музыкантов, которые назывались группами из тех, кто продолжает, конечно, существовать до настоящего времени, так и остался в группе. Кто-то в какой-то момент неизбежно, практически неизбежно почувствовал, что он шире как музыкант, чем его название группы. Ведь группа все-таки заявляется в самом начале неким определенным стилем. На Западе это меньше проявляется, а у нас это проявляется очень сильно. На Западе очень трудно выйти за рамки заявленного жанра этой группы. Практически такого не бывало. Если вы посмотрите на все долгоиграющие западные группы, почти всегда заявленный ими стиль продолжается на протяжении всех их долгих, долгих лет существования. Если это был более-менее универсальный стиль, такой, знаете, условно назовем ритм-н-блюз, то в ритм-н-блюзе можно много внутри всего разного творить и это все продолжится все-таки ритм-н-блюзом. Если это какой-нибудь более жестко узконаправленный стиль, например, панк, то очень трудно тебе выйти из этого пан-клише, в котором ты заявил свою группу.

Андрей Смирнов: Потому что во многом еще панк-клише – это не только музыка, это еще имидж. Сложно после того, как ты прыгал со сцены…

Александр Ф. Скляр: Сложно и некоторые пытались ведь это сделать. Однако почти всегда западная система шоу-бизнеса их опять втягивала в это и говорила им: «Нет-нет, парень, подожди мы тебя знаем таким. Ты, пожалуйста, в эти стороны не прыгай». Отличный пример Игги Поп – панк-икона. Эта панк-икона давным-давно уже переросла панк как стиль, хотя он до сих пор поет: «Iamapunkrocker, yes, Iampunkrocker». Однако он уже шире панк-рока давным-давно. Вот он пытается делать альбом «Preliminaries» по Мишелю Уэльбеку. Как на него косо смотрят: «Чувак, что-то ты не то вообще», а он делает нормальный, глубокий, философский альбом. Дальше он опять делает снова ранний «Студжес». Потом он выпускает еще один альбом в этом же направлении и фирма просто отказывается его издавать. Не смотря на то, что это одно из самых крупных, современных имен долгоиграющего артиста, она просто отказывается это издавать. Чтобы не попасть в эту весьма двойственную ситуацию, мне кажется, на каком-то этапе, на моем этапе – это было четко ощутимо. Я решил, что нет, ребята, я не хочу больше, чтобы вы меня ассоциировали только с группой «Ва-Банкъ». Я перерос «Ва-Банкъ» реально. Я хочу быть артистом, который так называется, как я есть. А уж что я вам выдам – вам, как аудитории, оцените вы это, примите вы это – хорошо, не примите – извините, ребята.

«Я спрошу тебя — где, ты ответишь — не мучай

Может, нет ее здесь, может сказки все, брат

Но какой-то седой перепившийся чукча

Мне о ней говорил, пряча руки в халат.

Он твердил о великом шамане с варганом,

Что-то плел про грибы и потерянный дом

Где-то между Кремлем и Курским вокзалом.

За гагарой с черным пером».

Андрей Смирнов: Насколько я знаю, вы сейчас, наконец, завершаете долгий путь вашего диалога и вашей интерпретации творчества Александра Вертинского, в некое, уже оформленное русло приводите. Что это такое? Понятно, что история ваша с Вертинским – она действительно очень давняя. Вы его пели и в рамках группы «Ва-Банкъ» и с Глебом Самойловым, и с Ириной Богушевской и в связи с этим вопрос. Что происходит и почему Вертинский? Хотя, конечно, это глобальный вопрос.

Александр Ф. Скляр: Это глобальный вопрос – точно. Вертинский – это для меня некая абсолютная, русская величина. Это вершина русского песенного эстрадного искусства XX века – вот как я понимаю фигуру Вертинского. Что может делать другой артист по отношению к Вертинскому? Он может на нем попытаться проверить себя. Когда это было 12 лет назад, когда мы первый раз с Ириной Богушевской сделали нашу совместную программу концертную, которая называлась «Бразильский крейсер – 111 лет плавания», то, в общем-то, это и была просто попытка: дай, я попробую просто к этой вершине прикоснуться. Вообще, что я стою? Так он меня захватил тогда на этой первой, робкой, пробной попытке, что потом я продолжил это уже с Глебом Самойловым. Потом я это все время продолжал и расширял сам самостоятельно для себя. Когда уже какое-то количество времени прошло с исполнений и с моего прикосновения к творчеству Александра Николаевича, я уже понял, что я когда-нибудь запишу свою сольную, только мою пластинку Вертинского и эта пластинка должна быть обязательно студийная. Потому что на концерте у тебя может что-то получиться, что-то нет. Концерт ценен сиюминутным выхватыванием тебя, какой ты есть прямо сейчас. Студия – это уже нечто такое, что ты можешь выбрать лучшее для себя из репертуара, и ты можешь лучшим образом это записать, так как ты представляешь, чтобы это был некий отчет. В первую очередь, конечно, это отчет для меня самого. Я себе воспринимаю Вертинского и этот альбом, который я сейчас уже приготовил студийный альбом, который называется «Русское солнце», я его себе воспринимаю, как заявку на переход в высшую песенную лигу. Вот что такое для меня альбом Вертинского «Русское солнце».

«Измельчал современный мужчина,

 Стал таким заурядным и пресным,

 А герой фабрикуется в кино,

 И рецепты Вам точно известны.

 

 Лучше всех был Раджа из Кашмира,

 Что прислал золотых парадизов,

 Только он в санаторьях Каира

 Умирает от Ваших капризов… »

Андрей Смирнов: Слушаю вас и немного удивляюсь. Есть ведь действительно клишированные образы музыкантов и рок-музыкантов. Несколько лет назад меня очень удивило, когда один музыкант (в свое время игравший в «ДДТ», а сейчас занимающийся собственными проектами) очень резко и однозначно сформулировал, когда критиковал еще одного коллегу своего, что мол, рок-музыкант – он может быть кем угодно: анархистом, либералом, даже националистом, но державные идеи его не могут интересовать. При это, безусловно, это человек апеллировал к свободе, некому свободному выбору. Однако диким образом ограничивал эту возможность свободного выбора. Я так еще представил, что многим американским, например, консервативным музыкантам заявить подобные вещи — они прямо скажем, и удивились бы еще исходя из того, кто больше рок-музыкант. Когда вы говорите о Вертинском, вы дружили с Евгением Всеволодовичем Головиным, сейчас вы часто выступаете с консервативных позиций. Это что? Это какой-то переход человека Александра Скляра или артист Александр Скляр – человек, гражданин – они здесь не находятся в каком-то конфликте, в каком-то сложном взаимодействии. Это все единое и это нормально, это правильно?

Александр Ф. Скляр: Это становление артиста Александр Ф. Скляр – вот что это такое. Я недавно попытался сформулировать для себя такую вещь. Я очень люблю то, что мы называем старое советское кино. Почему мы любим и, в том числе, я смотреть старое советское кино? Что в нем было такого, что меня к нему притягивает, притягивает эстетически, без всяких объяснений. Я хочу дать этому объяснение. Вот какое объяснение я для себя нашел. Старое советское кино в его лучших проявлениях вело человека к мечте. Эта мечта разбивалась о повседневность советского быта и советского образа жизни. Советский человек был всячески и всевозможно унижен. Это унижение вступало в непримиримое противоречие с тем, что он видел в кино. Это была такая мечта, окей. С кино понятно. Сейчас этого нет в нашем кино современном русском.

Что ж тогда с музыкой происходило? — подумал я для себя. Почему я столько лет пою некоторые произведения, которые относятся именно к советской песенной классике, не только Вертинский. Я ответил для себя так: потому что там было примерно то же самое. То есть ответ там творческого человека на эти тяжелые и зачастую унизительные условия жизни, в которых жил советский человек было эта песенная лирическая составляющая. Я не беру сейчас псевдо-патриотическую составляющую, я ее почти не пою, кроме той составляющей, которая была написана времен Великой Отечественной войны – это не псевдо, это нормально. А вот это: «И Ленин такой молодой, и зеленый октябрь впереди», — вот это я имею в виду, это псевдо. Хорошо. Значит, против этого мы не возражаем.

Против чего тогда, собственно, тогда встал русский рок-н-ролл? Откуда он вообще взялся? Почему он подхватил флаг того западного рок-н-ролла? Я понял против чего он встал. Встал против всеобъемлющей пошлости несоветской эстрадной песни, в тех ее лучших проявлениях, о которых я сейчас говорил, а против появления псевдо-эстрадной песни под названием ВИА. Русский рок-н-ролл – это, в первую очередь, ответ на пошлость ВИА, потому что ВИА – это была квинтэссенция. Всякие эти «Поющие гитары», «Пламенные сердца», «Самоцветы» и так далее – это все, что рядилось в тогу как бы уже даже не эстрадной песни, а именно псевдо-бенд, псевдо-группа такая, которая при этом пела самую отъявленную пошлятину, которая только была вообще представима в массовой песне. Против нее встал рок-н-ролл. Когда я становился сам под знамена рок-н-ролла, я в первую очередь ненавидел это. Вот это мне хотелось сломать!

Андрей Смирнов: Сегодня, когда вы обращаетесь к таким фигурам, которые с рок-н-роллом если и вяжется, то очень сложно, очень опосредованно. Традиция с большой буквы и ваш интерес к самураям. Вы приходите на конференцию, где обсуждаются сложные геополитические вопросы, где евразийцы объясняют повестку дня геополитическую, политическую, сложно это было представить еще лет 10 назад.

Александр Ф. Скляр: Когда прошел этот первый период рок-н-ролла, у меня затянувшийся лет на 20, скажем, или на 15 — я и стал искать свои истоки, уже теперь наигравшись в рок-н-ролл, я стал искать свои истоки. Откуда я, собственно, иду? Откуда я иду? На что я могу опираться как певец? На что я могу опираться как творец, выбравший себе музыкальное направление? Не на рок-н-ролл же западный! Это не правильно. Он, конечно, входит частью в меня, без сомнения, но это не может быть моя реальная опора. Я должен найти опору у себя здесь – на своей территории, на своей духовной территории. Наверное, Вертинский, которого я начал 12 лет назад и были мои первые попытки нащупать свою опору, нащупать свою традицию. Это не могло быть сделано сразу, отбросив рок-н-ролл, нет, конечно. Это могло быть сделано только сначала в рамках рок-н-ролла. Однако когда я нащупал и начал нащупывать эту опору свою, сначала в качестве Вертинского. Потом я вспомнил: подожди, но мы же ведь еще цыганскую тему всю имеем у нас, нашу русскую тему цыганскую – это еще одна. Мы имеем еще нашу очень глубокую романсовую тему, и мы имеем, в конце концов, народную песню – это самое главное. Когда я понял, что вот здесь и есть мой базис, здесь есть моя опора, вот тогда я, наверное, окончательно понял, что меня разделяет навсегда с западным рок-н-роллом. Тогда мне стало интересно уже работать с моими корнями. Отсюда это.

Андрей Смирнов: Что появился евразийский рок-н-ролл?

Александр Ф. Скляр: Он, конечно, наверное, еще все-таки не появился, но я думаю, что будущее у русского рок-н-ролла именно за теми музыкантами, которые сумеют нащупать это. Теперь мы уже говорим про молодых, конечно, ребят. То есть мы говорим про то поколение, которое сейчас берет в руки электрогитары, и которое начинает свою дорогу осваивать в этой жизни. Все, период раннего увлечения всех нас западным рок-н-роллом уже прошел, для всей этой страны прошел. Все, мы эту болезнь, детскую болезнь мы уже пережили. Что теперь у молодых ребят? Какой у них, реально, путь? Я вижу, что это путь тот самый, о котором я говорю. Если вы спросите у меня: «Какие я примеры вижу перед собой? ». Я вам скажу: «Игорь Растеряев». Вот ярчайший пример, который я  увидел среди молодых музыкантов. Вот направление, по которому пойдет русский рок-н-ролл.

Андрей Смирнов: Ведь Растеряев растет удивительным образом на очень простой почве. Он, скорее, интивитуист. Он же любит «ДДТ», любит «Король и Шут».

Александр Ф. Скляр: Правильно.

Андрей Смирнов: И не сильно, по-моему, запаривается на эту тему.

Александр Ф. Скляр: Ему и не надо пока запариваться. Музыкант не должен быть интеллектуалом.

Андрей Смирнов: Не должен?

Александр Ф. Скляр: Нет. Это, скорее, исключение, чем правило. Музыкант-интеллектуал – это, скорее, исключение. Вообще-то, музыкант…

Андрей Смирнов: На Западе, это было. Да, Джимми Хендрикса, если почитать интервью, то это кошмар.

Александр Ф. Скляр: Именно.

Андрей Смирнов: С другой стороны, все наши гуру восьмидесятых всегда претендовали на роль пророков.

Александр Ф. Скляр: Потому, что мы еще там сидели, мы еще сидели, как бы, в русской традиции, которая всегда подразумевает смыслы. Западный рок-н-ролл, изначально, смысла, в принципе, не подразумевает. Потому что, если послушать…

Андрей Смирнов: Саунд, дать по мозгам.

Александр Ф. Скляр: Да, конечно,саунд, вид на сцене. Да. Согласитесь, что нелепо пытаться найти какие-то смыслы в Элвисе Пресли. В большей части того, что сделали «TheBeatles», «The Rolling Stones».

Андрей Смирнов: Поздний Пресли – с религиозными мотивами.

Александр Ф. Скляр: Поздний, да. Но основной корпус его песен, на чем он стал, собственно, Элвисом Пресли. Правильно? Это относится почти ко всем западным музыкантам. Интересно, мы с Евгением Всеволодовичем много лет назад на эту тему беседовали. Он, например, считал, что среди всех западных рок-музыкантов истинными поэтами являются, буквально, две-три фигуры. Он называл Джима Моррисона, он называл, как ни странно, Марка Болана и какие-то ранние тексты «Pink Floyd».

Андрей Смирнов: То есть Леннона не было даже там?

Александр Ф. Скляр: Нет. Там не было ни Леннона, там не было ни Дэвида Боуи, там не было ни «Led Zeppelin». Там не было. Понимаете? Он ведь очень хорошо и глубоко знал и понимал западный рок-н-ролл и вообще, принял эту рок-н-ролльную… Он считал, что это реальное обновление нашей песенной традиции. Что вливание рок-н-ролла, как новая струя, как новая кровь, абсолютно необходима. Не случайно, все то, что он сам писал, как музыкант, он писал, именно, следуя рок-н-ролльным традициям. При этом, безумно любя Вертинского, но это вы знаете. Любя и зная его досконально. Просто досконально. Поэтому, возвращаясь опять к Игорю Растеряеву и к этому новому поколению музыкантов, я думаю, что им не обязательно быть глубокими интеллектуалами. Им важнее вот это нащупать. Потом, кто-то из них, продолжая это, может это все объяснит и для себя, и для окружающей публики. Пока важнее нащупать этот нерв, и по нему пойти. Дальше мы посмотрим, что из этого будет.

 «Я родился вдали от больших городов

Мой отец умер рано, мать страшно пила.

Через несколько лет и она умерла

Я остался один — ни сестер, ни братьёв.

Воспитал меня дед, одноногий старик.

Он прошел всю войну, партизан подрывник.

Он говаривал: «Вася, не верь никому.

Выбирай свою тропку, там проще ходить одному»

А зори здесь тихие,

А зоны здесь дикие».