Авангард против капитала

 

Авангард против капитала

 

Журналист Андрей Смирнов беседует с писателем Андреем Бычковым о творчестве и авангарде в России.

 

Андрей Смирнов: Добрый вечер! В студии «День ТВ» писатель Андрей Бычков, который пришел к нам не случайно, потому что сам по себе это довольно оригинальный и писатель, и мыслитель. С другой стороны это еще и человек, который по-своему работает с культурной политикой, который не ограничивается просто производством текстов, а интерпретирует то, что происходит вокруг. У нас много вопросов, которые возможно Андрей сможет осветить.

Одна вещь, которая меня безумно беспокоит – мне кажется, вы с ней, так или иначе, работаете – связана с противостоянием, которое активно движется последние месяцы. Оно очень сильно калькируется с политическим противостоянием, связанным с противоборством Кремля и Болотной площадью. При этом и Кремль, и Болотная площадь, возможно, переплетены друг с другом какими-то загадочными узами. Зачастую это становится очевидным или наоборот как-то разрывается. Тем не менее, и первая, и вторая позиция безумно довольны наличием друг друга и очень не хотят проявления каких-то иных вариаций – третье позиции, третьего слова, третьей силы или четвертой. Им достаточно друг друга.

Тоже самое происходит в культуре. Точнее, не происходит, а то, как мы работаем с этим в СМИ и как это подает в СМИ. Происходит какая-нибудь выставка в Краснодаре, она срывается и возникает оппозиция. С одной стороны существуют фланг – художники, модернисты, поэты, разнообразные люди свободного высказывания. С другой стороны – власть, полиция, священники, казаки. Такая агрессивно-консервативная масса, которая апеллирует к традиционной культуре и резко недовольна этими модернистскими проявлениями. Опять-таки в этом дуализме не существует третьей позиции и эти противоборствующие силы довольны исчерпанностью этой модели. Так ли это на самом деле?

Вы постоянно работаете с фигурой авангарда, вы апеллируете к авангарду, но я точно не могу причислить вас в лагерь людей, которые склонные к некому свободному высказыванию, при этом довольно русофобскому. Как здесь быть?

Андрей Бычков: Взорвать этот бинарный симулятор! Потому что эта ситуация больше надуманна, сфальсифицирована и больше имеет отношение к маркетингу. Есть маркетинг каких-то двух идей, из которых как будто все складывается, и вроде как складывается из «да» и «нет». На самом деле эти вещи являются знаковыми, они меняют свою позицию и речь по большому счету идет о дележе какой-то власти.

Я независимый художник и не хотел бы втягиваться в политику. Хотя мне не нравится государство Путина, но мне не нравится и оппозиция с Болотной площади. Я вижу, что там происходит – просто идет какой-то пиар. У меня ничего общего нет с теми людьми, которые выходят на какие-то майданы и позиционируют себя, как каких-то художников, а какие они художники? Они просто все маркетологи, вот они кто. Если выругаться, то они все постмодернисты, если уж у нас в контексте было употреблено такое слово, как «авангард». Я хочу сказать, что вся эта публика, которая оппонирует власти со стороны творческой интеллигенции и креатива, все эти люди озабочены таким симулятором гражданственности. Они почему-то думают, что именно они и именно их какие-то публицистические вещи имеют отношение к историческому процессу.

Я думаю не только для меня, но и для многих, уже ясно, что после 3000 лет существования нашей разумной истории цивилизации ясно, что это некий феномен, как Готфрид Бенн выражается. Здесь нет никакой борьбы добра и зла, а человечество устроено именно так. Низшие классы хотят свергнуть высшие классы, что мы сейчас и наблюдаем в политике. Люди, которые сегодня оппонируют власти, хотят урвать свою часть власти и капитала. Все это происходит давно. Капитализм возник не вчера и не сегодня. Вавилонские банкиры давали еще какие-то ссуды под 20%, Египет монополизировал торговлю благовония. Все это было всегда и это присуще человечеству. Были и восстания рабов.

Если взглянуть на все это в человеческом ракурсе, с позиции, которая сочувствует, прежде всего, человеку, а не гражданину данной конкретной формации, то по-моему нужно гораздо больше мужества сказать: «Человечество, ты такое было всегда и ты такое есть». Если и происходят какие-то изменения в истории, то они происходят из ничего. Это вещь иррациональная, а всякая социальная обусловленность это вещи сопутствующие. Рациональная вершина этой иррациональной парадигмы есть человеческое «Я», с которого и надо начинать. У него в себе есть гигантские древние архаические подкорки, ареалы, есть тело, которое сформировалось в течение тысячелетий, поэтому здесь есть с чего начинать. Со своих внутренних галлюцинаций, со сновидений и не вытягивать это все в такую плоскость, где варятся только чисто социальные интересы, которые являются интересами определенных сил. Есть люди с одной идеологией, у других людей другая идеология, но по отношению к историческому процессу они вторичны.

Мне кажется, что вот этим авангард и отличается от тех, кто позиционирует себя как креатив, как какую-то свободу или постмодернизм. За ними вообще стоит постмодернизм, в худшем смысле этого слова, и концептуализм, который начинал с борьбы против советского знака и в этом завяз. Идти надо гораздо глубже. Надо начинать с антологии, с галлюцинаций. С этого начинает авангард.

Андрей Смирнов: Авангард начинает с галлюцинаций, но получилось так, что люди при слове «авангард» вспоминают некие картинки и фамилии. По большей части, насколько я вас понимаю, вы как раз отказываете в праве на авангард людям,   которые сегодня к авангарду приклеиваются. Допустим, актуальное искусство – оно у нас считается авангардом, а для вас оно таковым не является.

Андрей Бычков: Абсолютно это не авангард.

Андрей Смирнов: Почему? Вы сказали, что они более приклеены к социальному и по большому счету занимаются маркетингом, а не искусством. В эпоху технического воспроизводства произведений искусства, если воспользоваться такой терминологии, как же здесь быть?

Андрей Бычков: Всегда есть фигуры, которые не пытаются реализоваться в этой сиюминутной актуальности. Конечно, понятие авангарда очень размыто. Сюда подверстываются самые разные имена и все хотят на этой площадке станцевать свой танец. Все же мне кажется, что есть люди, которые озабочены, прежде всего, маркетингом. Для них это истина первой инстанции. Вы упомянули события к Краснодаре и в Перми, где строится буква «П» и это выдается за произведение искусства. На самом деле это просто некий знак, следовательно, речь идет о циркуляции каких-то знаков. О том, как выгодно продвинуть какой-то проект и «П» тоже первая буква этого проекта. На самом деле речь идет о циркуляции каких-то абстрактных знаков и это есть одна из орбит капитала. Как бы он себя не позиционировали в майках с «Ч», нарисованных спереди или сзади, все равно речь идет о циркуляции некоего капитала. От Перми оставляется буква «П» и воздвигается. Для того же господина Гельмана, если ему от всей широты его фамилии оставить только одну первую букву «Г», то о чем мы будем говорить?

Андрей Смирнов: Тут меня вообще всегда удивляла такая вещь, которая в значительной части художественного сообщества не учитывалась или забывалась. Постоянно педалировалась тема протестного искусства, оно актуально и реагирует на вызовы общества и современности. При этом получалось так, что именно в значительной степени коллективный Гельман практиковал и практикует модель, как на Западе. Когда либеральная политика и либеральная экономика сдабривается некой культурной условной свободой. Достаточно условной. Тем не менее, в ней возможен этот социальный протест и высказывания. При этом все равно это напоминает бурю в стакане воды, потому что основы общества не сотрясаются. Более того люди, которые претендуют на авангард, максимум, что они делают – это дразнят чиновников и население, которым действительно многое непонятно, а многое просто неприятно внешне или какими-то своими глубинными потенциями.

Андрей Бычков: Речь, конечно, идет об обществе потребления. Они и здесь хотят сделать общество потребления, поэтому озабочены рекламой и маркетингом. Все открытия сюрреализма превращены в рекламу, все это мы видим в телевизоре. Берутся какие-то остаточные вещи и превращаются в эти знаки, товары, все это циркулирует, когда меняется, то есть какая-то энергетическая насыщенность.

Настоящие художники, на том же Западе, всегда были против капитализма. Причем на фундаментальном уровне и начиналось это еще с XIX века. Взять «Проклятых поэтов», взять Рембо, взять Бодлера. Французы до сих пор ценят своих «проклятых поэтов», которые первые взорвали это общество потребления, когда оно еще только складывалось. Они уже тогда понимали, что капитал не освобождает, а в конце концов будет закрепощать и от человеческой свободы не останется ничего.

Тебе щелкнут и в этот момент появится планшет или ноутбук, который возникнет из воздуха на одной из станций метро, и ты должен будешь купить его, как только о нем подумаешь или прочитаешь в каком-то интервью одного из этих маркетологов. Поэтому в других государствах под авангардом понимается нечто другое и другой ряд фамилий называется. Я уже назвал Рембо, Лотреамон. Все это продолжало взрываться еще и в начале ХХ века, когда сюрреалисты объявили себя наследниками, когда ворвались какие-то сновидения и ужасы. Все это была борьба с неким навязыванием «потребляй, потребляй, потребляй».

Опять же во Франции ценят во всей цепочке сегодняшних художников до Гията. Вся сегодняшняя французская философия тоже взрывает общество потребления, а мы хотим чего-то другого. Все эти господа хотят взять разноцветную вертушку. Да, устроили фестиваль, карнавал. Извините, если мне такое гигантское количество денег кто-то отстегнет, то я тоже найду нормальных креативных ребят, которые закрутят это все не хуже.

Андрей Смирнов: Насколько я понимаю, вы работали и с кинематографом. Сегодня кино безумно популярно, если сравнивать, то художники и писатели проигрывают кинематографу. Является ли кино пространством, в котором авангард может проявить себя в полной мере?

Андрей Бычков: Вы знаете, авангард может проявить себя в полной мере везде, во всем спектре искусства и в кино, и в живописи, и в литературе. Между всеми искусствами есть нечто общее. Поэтому кто понимает эту некую общность во всех искусствах тот и является мастером в своем конкретном данном выбранном направлении, в котором он себя развивает и антропологически репродуцирует. Поэтому этот вопрос я бы не стал зауживать на кино.

Конечно, можно сделать радикальный сценарий и снять радикальный фильм. Здесь даже дело не в каких-то радикально обостренных вещах, а здесь гораздо более тонкая вещь. Речь должна идти о стиле, о языке – это очень тонкие вещи, потому что нужно, прежде всего, почувствовать себя внутренне свободными. Нужно раздвинуть то, что тебя сдавливает идеологически. Поэтому нужно спокойно вдохнуть, выдохнуть и подумать о том, кто ты, зачем ты здесь появился. Здесь может возникнуть какая-то печаль, например, если апеллировать к литературе, то это как у Беккета, герои которого вопрошают: «Меня кто-нибудь слышит? Здесь есть кто-нибудь? ». Вот оно одиночество человека. Об этом как раз и надо говорить. Но насколько хватает у художника мощи, насколько он не позиционирует себя идеологически даже в моральном поле, насколько он может идти против, насколько он может спорить?

Например, несколько лет назад был кинофестиваль во Владивостоке и там показывали фильм Карлоса Рейгадаса «Битва на небесах». Меня попросили его представить. Я советую всем нашим сегодняшним зрителям посмотреть этот фильм – это действительно произведение искусства. Там говорится о преступнике, который как выясняется морально гораздо выше в каких-то трансценденциях обычного обывателя. Поэтому художник в каком-то смысле тоже преступник, тем более по отношению к сегодняшнему обществу, которое просто хочет загнать нас всех в супермаркет.

Андрей Смирнов: Вы говорите про авангард, а вообще это универсальное явление или мы можем разделить – вот это русский авангард, а это европейский, западный авангард, а вот китайский авангард. Либо мы имеем дело с каким-то универсальным явлением? Ведь по большому счету наши отцы-основатели, на которых зачастую ложится тень сегодняшних претендующих художников и их зачастую воспринимают, как отцов-основоположников. Хотя первый русский авангард безумно повлиял на историю мировой культуры в отличие от наших сегодняшних современников. Как все-таки быть?

Андрей Бычков: Я бы сказал словами Готфрида Бенна: «Мы не справа, не слева – мы впереди». Можно немного отойти в сторону и затеять культурологический разговор. Кстати, «авангард» — это слово в применении к искусству возникло опять же во Франции, когда обсуждались работы импрессионистов. Русский авангард – это мощнейшая вещь и все эти имена мы знаем. Казимир Малевич, супрематизм, Кандинский. Я бы не хотел, чтобы это уходило в некую лекцию, которую может прочесть на эту тему любой преподаватель.

Я здесь как писатель предстаю, поэтому не назвать фигуру Хлебникова не могу. Она интересна тем, что он авангард понимает скорее, как археоавангард – такое слово от Федора Ивановича Гиренок. Вспомним его «Доски судьбы» — он смотрит и вперед, и назад. Он не отрицает всего, что было сделано, не зацикливается на какой-то конкретной конфессии или традиции, а понимает, что есть подкорка, где живы все Боги, что человечество десятки тысяч лет руководствовалось, прежде всего, какими-то мистическими, магическими практиками. Поэтому все это снести на три буквы, оставить эти три буквы в качестве знаков и начать строить что-то новое с циркуляцией, с  проектированием, каким-то лоббированием – это все какое-то безумие. Где трансценденция?

Потеряно самое главное – вы должны танцевать от трансценденции. Если вы себя позиционируете как каких-то социальных агентов – я говорю про этих менеджеров от искусства и культуры – то вы должны понимать свою вторичность. Вы должны звонить и умолять художников, чтобы они вам что-то дали, а современный художник должен еще подумать захочет он это дать или еще нет. Ситуация полностью перевернута, эти люди полностью контролируют ситуацию. Они посредством художников и авторов просто продвигают товар и свои идейки. Одна из этих идеек, конечно о деньгах и власти. Все переходит в разряд политики и тот же самый господин Гельман под весь свой, так называемый, авангардный проект везет в Пермь, в конце концов, Ксюшу Собчак. Что это за искусство? О чем мы говорим? Мы говорим о какой-то человеческой свободе или нет? Либо мы играем в какие-то политические игры?

Андрей Смирнов: Мы начали с политики и от нее не уйти. Все-таки писатель и художник долгое время влиял на политику. Не непосредственно, а через свои слова, через свои образы. Сегодня политика у нас отстранена. Словосочетание «культурная политика» из-за ее отсутствия одновременно всех пугает и веселит. Как художник здесь должен действовать на ваш взгляд?

Андрей Бычков: Я скажу честно. На мой взгляд, художник никогда не влиял ни на какую политику, ни на какой исторический процесс. Все это опять же некие домысли. Микеланджело, Гетте, Ницше они как-то повлияли на исторический процесс? Эти придворные интриганы, которые крутились поближе к тем, у кого рычаги власти, делали гораздо больше для исторического процесса. Об этом хорошо написано у Готфрида Бенна – я тоже рекомендую этого автора, это немецкий поэт-экспрессионист. Он умер в 1956-ом году. Если вы хотите понять, что такое искусство и авангард сегодня, то надо изучать Готфрида Бенна.

Андрей Смирнов: Не смотря на то, что он жил и творил в 20–30-ых годах?

Андрей Бычков: Все равно какие-то вещи не принадлежат времени, какие-то вещи говорятся на века. Кажется, если сегодня что-то сказано, то оно только сегодня этим и управляет. Нет, по-прежнему актуальны многие высказывания, начиная с Платона, который почему-то художников не очень любил. Наверное знал, что мы будем спорить со всеми. Не только с Богом, но и с обществом, и с государством.

Начинайте с человека, вот чего я хочу. Все во мне – в голове, в сердце. Ваше общество и ваше государство – это я. Захочу и буду об этом думать, не захочу – не буду, но прежде всего я – человек. Когда каждый начнет понимать, что он суверен, тогда и начнется – тогда будет и общество, и государство. Прежде всего «я» – уважайте меня, как человека. Я не собираюсь выходить на улицу с топором и всех рубить. Я не говорю о каком-то психозе или еще о чем-то. Я просто говорю: «Уважайте меня, как человека и не морочьте мне мозги этими процессами».

Я вам говорю, что все возникает из ничего, все возникает из рациональных вещей, все крупные сдвиги. Потом вы выходите на Болотную площадь или еще куда-то, устраиваете писательские прогулки и раздаете автографы. Вы просто пиаретесь на всем этом. Вы должны понимать это и видно, как Россия реагирует – Россия почему-то молчит. Как она среагирует? Она больше среагирует на Манежной площади, когда вдруг что-то взорвется, а уже потом прибежит вся эта публика и начнет пиариться на этом процессе, а что происходит в истории, обществе, массах – не понятно, что там происходит. Вершина этого наше иррациональное «я». Поэтому с этого надо начинать и авангард начинает тоже с этого. «Того, кто углублен вбирает вечность», — как сказал Готфрид Бенн.