Театральная революция

Театральная революция

Российский актер и режиссер — Вадим Демчог о эволюции актерской профессии и революции в театре.

Мы очень долго искали помещение, где подобное может возникнуть, и благодаря Егору, моему большому другу, это произошло: эти контакты вдруг закоммутировались. Мои идеи оказались убедительными для Николая Борисовича, человека, который все это организовал, и тяжким трудом вообще все это привел в то состояние, в каком это может быть. Здесь уникальная команда людей, живущих миром Булгакова. Для каждого из нас я думаю даже произнесение слова «Булгаков» — и это сразу «Мастер и Маргарита», «Белая гвардия», «Зойкина квартира». И вот начинает мельтешить этот образный фантастический ряд такого предельного развитого набрякшего воображения. Конечно же, это театральная среда. Здесь все дышит этими вибрациями, этой театральностью, этой игривостью, этими бесконечными метафорами. Если здесь провести ночь и прислонить ухо к стенам, то может быть это для больного воображения так, каким я обладаю, то какие-то голоса раздаются, шепот и такое ощущение, что между пространственными слоями здесь постоянно что-то перешептывается, что-то рождается, играет, перекатывается и так далее. Поэтому для рождения такого зрелища, которое мы хотим материализовать, сформировать под названием «Арлекиниада», что само в себе несет эту игривую потенцию игры, — другого помещения и другой среды было сложно придумать.

В моей жизни так все складывается, что в определенный момент все приходит само, как следствие каких-то прежних усилий, фокусируется и говорит о том: «Вот оно я. Я пришло! ». У нас к этому помещению колоссальное доверие, мы хотим дружить и всячески совместно подталкивать друг друга. Помимо этого, конечно же, у нас будут какие-то разъезды, гастрольные планы и так далее, но мы планируем именно обосноваться на этой чудесной сцене в «Булгаковском доме». Как-то так.

Понятно, что у каждого художника и у каждого человека, который встал вдруг в режиссерскую позицию есть свой очень продвинутый концепт и это для него очень сердечная история. Для нас тоже есть такие очень акценты, как нам кажется, очень важные. Традиция «Школы игры», как называется наш театр – она уходит глубоко в мой поиск, в мои тексты, в мои книжки, написанные мной. В какой-то момент команда ребят, которая начиталась всех этих сумбурных месседжей, прижала меня к стене и сказала: «Отвечай за базар. Мы тебе доверяем, давай, сделай с нами что-то». Опять же это не только моя активность – это не я собрал команду и так далее. Нет, это они уплотнились вокруг меня кольцом. И вот притянулась площадка, притянулись какие-то другие люди и по свету, и по звуку, и по костюмам, и по декорациям, и так далее. Они как-то сами собой притягиваются просто чувствуя магнетизм чего-то, что происходит что-то интересное, что-то важное, чему можно посвятить время.

И вот создание таких силовых полей – это основа моей технологии, потому что здесь не столько зависит от конкретной личности что-то (хотя и от личности тоже), но именно  от мощи силового поля, сформированного несколькими личностями. А когда они еще пробуждаются к таланту внутри себя, тогда эти силовые поля становятся очень мощными, очень магнетичными. Когда несколько талантливых людей, команда в 13–15 человек, организует эти силовые поля, то эту энергию уже готовы разделить и зрители, и они тоже – в эту воронку очень легко засосать и тех, кто придет на это смотреть.

Поэтому гармоничность творческого процесса – это основа всего здесь происходящего. И этим, конечно же, я очень надеюсь, что наша команда отличается от других театральных проектов, которые в основном базируются на каких-то таких патриархальных, иерархических традициях. Там актер все-таки исполнитель, и главное действующее лицо – режиссер, который привносит свой концепт, разносит артистов, есть считка пьесы. У нас ничего этого нет. Это первый момент.

Второй момент – это то, что мы принципиально настаиваем на компьютеризации театра, то есть выведении его в сеть. Наша сцена испещрена огромным количеством камер.

Наша сцена испещрена огромным количеством камер и зал тоже. Эти камеры наводятся и на зрителей, и на артистов, и с разных ракурсов, и сверху, и снизу. В момент репетиций и спектаклей есть человек, который прямо по ходу действия монтирует зрелище и коммутирует это с сетью. Находясь в любом из городов России можно купить билет на репетицию и быть в процессе: с пробами, с черновыми прогонами, со всеми ошибками, с репетиционной грязью, которой всегда очень много, с постоянными повторами, с моими комментариями. Это такая репетиция мастер-класса, на которую можно купить билет за 100 рублей и быть в процессе происходящего.

Помимо этого можно купить билет уже на премьеру – это так называемые «500 золотых билетов», больше сеть не пропускает. Одновременно очень сложно это организовать. Это такая попытка самим, уже в процессе создания театрального продукта, зарабатывать на создание этого продукта. Его надо одевать, нужны костюмы, декорации, бесконечный реквизит. Хоть немного проплачивать актерам-энтузиастам, которые сейчас работают абсолютно бесплатно в расчете на то, что когда-то продукт появится, они начнут ездить и будут зарабатывать. Это такая попытка самоорганизации и манифестация модели, что на самом деле человек может организовать среды, с помощью сетей, с помощью этих краутсорсинговых моделей, такого «с мира по нитке», когда вскладчину рекламировать себя и двигать свою идею, какой бы она не была. Лишь бы в ней присутствовал креатив. И дальше в этой идее расти. Это манифестация таких возможностей.

Нет смысла сидеть и ждать, пока меня такого талантливого, но никем не замечаемого, позовут куда-то. Не позовут. Никто не придет на помощь – и с этой мысли надо начинать. Спасение утопающего – дело рук самого утопающего. Нужно шевелиться, нужно что-то создавать, нужно креативить. Распространять свою идею – благо, что сейчас есть сеть. Когда-то 15–20 лет назад этого вообще не было, и люди годами ждали, и старели, хирели, и потом в какой-то момент обнаруживали, что и начинать уже не нужно. Вот это были такие абсолютно бездарно прожитые жизни. Сейчас есть возможность не следовать этой традиции.

Наша история – это один из манифестов, как молодая команда может организоваться из ничего. Никто на государственном уровне не пришел и не дал грант, или какое-то благоволение. Нет, это просто силовые поля, которые начались с маленького магнетизирующего комочка и потом стали разрастаться. Присоединился одно явление, второе, третье, четвертое, пятое и так это разрослось в комок. И вот мы сейчас снимаем это интервью, и я рассказываю эту историю, о которой уже узнаете вы и наберете в интернете «Арлекиниада», войдете на сайт и, может быть, увлечетесь. Вот так это все будет распространяться и, я думаю, что в итоге вы придете на премьеру. Это примерно планируется на феврале 2013-го года.

— Это мой сын Вильям, если кто не знает, то можете познакомиться. Ты хоть улыбнись в кадр.

Книги мои, «Играющий в пустоте. Мифология многоликости», которая недавно вышла. Такой маленький карманный трехтомник и вот вышла третья книга, которая вся пронизана идеей того, как защитить свой талант. Как из позиции роли, которую я не хочу играть: «Я не хочу играть этого персонажа в гигантской машинерии, кем-то другим придуманной игры. Я хочу переиграть сценарий. Я хочу осознать актера, который играет эту глупую роль, этот маленький винтик, маленький рычажок, который во всей этой системе существует. Я хочу осознать этого актера, поменять бездарного на талантливого, и переписать сценарий». Как? Вот технологии. Воодушевляющий аспект, который как бы упаковывает в себя эта книга – это, конечно же, основная. Я не писатель, я не умею так красиво и мягко. У меня очень хлесткий стиль, направленный на воодушевление. Я бью по мировоззренческим точкам, иногда вышибая некоторые старые структуры, ядро из атома и, возможно, человек погружается в хаос, но потом обнаруживает, что хаос – это просто высшая степень организации. Он обнаруживает себя в пустоте и начинает магнетизировать игровые модели, начинает играть. «Играющий в пустоте».

Я думаю, что это тенденция времени. Если мы посмотрим сейчас на молодых, то они сформированы на уникальных средах. Они выросли в средах, которые уже перенасыщены компьютерными играми, моделями компьютерных игр, где человек может переключать себя, как каналы в телевизоре, заказывать свои роли – это все среды, это никуда не ушло, они в этом выросли. Масс-медийные лжи, этих игровых моделей общество, политика и так далее. Они в этом выросли, они уже другие. После того, как по их ушам и мозгам прокатился постмодернизм, осмеявший все прежнее понимание человека, homo sapiens, каким он был запрограммирован прежними культурами – это не работает. Все.

И вот этот манифест: «Никто не придет на помощь», только сами молодые могут формировать силовые поля, в которых выращиваются новые мировоззренческие модели. Задача нашего поколения – это просто проманифестировать то, на что способны. Но вы, уже летаете, а мы летать не обучены. Мы персонажи прежней модификации, у нас процессоры еще другие, мы работаем на старых материнских платах, а в ваших мозгах – мозгах молодого поколения – это уже другое, обязывающее идти дальше. Поэтому мы не можем предложить те мировоззренческие модели, в которых вам будет радостно, уютно и вы будете себя чувствовать сильными и так далее. Только сами можете создать. Вот в чем проблема.

 

Концепт сюжетов заключается в том, что мной за довольно большой срок написано очень много тестов: это тексты и «Трансляции оттуда», и «Френки-шоу». На основе этих текстов, конечно же, их видоизменяя, сжимая, растягивая, вырывая фразы из контекста, — рождаются определенные этюды и пробы молодых артистов, которым я ничего не навязываю. Они просто берут это наследие, эти какие-то драматургические тексты, на основе которых они делают интересные этюды, отражающие реальность. Я уже тренированный в этом плане человек, у меня масса разных проектов и я уже прошел все круги ада: и радийный формат, и телевизионный, и киношный, и просто шоу в Планетарии или где бы то ни было еще, и вот я вернулся в Alma mater. Я думаю, что это такое естественное закругление процесса моего пути. Все равное я нигде не чувствую себя таким счастливым, как в атмосфере этого звуко-телесного действа, которое предоставляет театр и реальной передачи энергии от актера, вышедшего на сцену, зрителю. Это Alma mater и от этого никуда не деться. С этого все начинается и этим все заканчивается.

Театр не может не обретать какие-то новые формы. На самом деле, если вы придете на премьеру «Арлекиниады» и увидите работу молодых актеров (примерно 22–28 лет), то на самом деле сам театральный феномен не изменился. Изменятся темы, вы увидите очень странное преломление игры с этими формами со словом и так далее. Но сам принцип этого стремления театра разрушить перегородку между актером и смотрящим на него зрителем – вот это искусство, тем не менее, остается. Вот этот феномен, когда зритель забывает о том, что он смотрит на что-то вовне. Это он стоит на сцене и возникает такой феномен, это он сливается с актером и оказывается в полной его власти, и актер протаскивает его через всю череду эмоций, которыми обуреваем сам. Удаление этого феномена – он во все века был, есть и будет