Мне меньше всего хочется быть пророком

Александр Асафов: Добрый день! Сегодня в студии «День-ТВ» писатель, публицист, общественный деятель Елена Чудинова. Здравствуйте!

Елена Чудинова: Здравствуйте!

Александр Асафов: Мы хотим поговорить о достаточно интересных моментах, связанных как с творчеством, так и с окружающей нас действительностью. Итак, Елена. Широкому кругу читателей больше всего известна ваша работа, которая называется «Мечеть Парижской Богоматери».

Елена Чудинова: Назовем ее проще ‒ книга.

Александр Асафов: Да, книга, совершенно верно. Эта книга, насколько я знаю впервые вышла в свет в 2005-м году.

Елена Чудинова: Да, семь лет уже.

Александр Асафов: Пережила многочисленные переиздания...

Елена Чудинова: До сих пор переживает, только что было новое.

Александр Асафов: ...и имеет достаточно большую аудиторию читателей. Расскажите, пожалуйста, о том, как появился творческий замысел этой достаточно серьезной ‒ и в идеологическом плане, и в духовном ‒ книги.

Елена Чудинова: Видите ли, я абсолютно убеждена в материальности мыслей. Эта идея витала в воздухе. Представим эту идею в виде молнии, и эта молния искала в кого бы ей шарахнуть, чтобы он написал. Если бы шарахнуло в кого-то другого, то книга имела бы иные стилистические особенности, по-другому бы называлась, еще чем-то отличалась бы ‒ другим жизненным опытом автора, другой культурной спецификой. Но, тем не менее, книга о том, что Европа под угрозой (а Россия по моему глубочайшему убеждению ‒ часть Европы, часть земли Христа) ‒ было невозможно, чтобы эта книга не была написана. Я всего лишь в данном случае выполнила не свою волю, а объективные обстоятельства.

Александр Асафов: Я думаю, что вопрос, который я сейчас задам, вам задавали уже много раз, поскольку у книги уже достаточно большая самостоятельная история. Тем не менее, почему Франция? Почему мечеть Парижской Богоматери?

Елена Чудинова: Во-первых, потому что так само получилось, во, во-вторых (тут даже и в-третьих будет, пожалуй), если бы я написала о России какую-нибудь «Мечеть Василия Блаженного», «Мечеть Казанского Собора» или «Мечеть» многих других наших храмов, то это бы читали мы, и это была бы внутрирусская книга. Видимо мне хотелось (это я не размышляла, это я задним числом осмыслила, как это все на самом деле обстояло), чтобы книга была общеевропейской. Понимаете, читая о Франции каждый культурный человек, каждый человек нашей образовательной складки себя как-то чувствует сопричастным. В России всегда культивировался французский язык, если мы помним половина «Война и мир» написано по-французски. Французская культура была достаточно любима, французские архитекторы работали в России. Достаточно плотная связь нашей истории, нашей культуры, то есть мы соотносим. Мне была нужна такая страна, про которую любой бы сказал: так ведь это же и о моей стране тоже.

Александр Асафов: Иными словами, эта книга ‒ это общеевропейский культурный манифест, который говорит об угрозе, нависшей не только над конкретной в данном случае Францией или конкретно в данном случае Россией, а над всем так сказать «белым» христианским миром.

Елена Чудинова: Безусловно. Но вот чего бы я испугалась, если бы мне кто заранее сказал. Когда я писала, то не имела представления о том, что эта книга действительно будет во Франции издана и будет в ней популярна. Я бы тогда боялась: не сочтут ли французы это чрезмерной наглостью, что о них изнутри так судит иностранец? Знаете, не сочли. Меня там считают своей писательницей, теперь.

Александр Асафов: Сейчас будет уже 5-е переиздание книги?

Елена Чудинова: Уже есть пятое. Пятое везде сейчас лежит.

Александр Асафов: По прошествии лет, после многих переизданий, как вы считаете, поставленные задачи ‒ творческие, культурные ‒ выполнены этой книгой?

Елена Чудинова: К сожалению, нет. Иначе бы мы ее не переиздавали, а я бы с удовольствием занялась своими историческими проектами, которые мне ближе, дороже и теплее. Я не лицемерю, это правда, ‒ мне значительно ближе история, чем футурология. Если бы эта книга исчерпала себя, то к ней бы пропал интерес. Он не пропадает и он не пропадет. В ближайшее время, к сожалению, он будет только усиливаться. Невзирая на то, что эта книга где-то как-то считается, что она существует, где-то считается, что такой книги нет. Но, тем не менее, увы. Мне меньше всего хочется быть пророком. Могу сказать, что в глобальном смысле я пока, к сожалению, пророком остаюсь. Но что мне особенно горько, несказанно горько, ‒ это то, что сейчас, если бы я писала ее сегодня, то я бы не дала столь оптимистическую картину будущего России. Потому что тогда, в 2005-м году еще были надежды, которые все не оправдались. Еще были какие-то надежды на некий властный разум, некую политическую волю, на то, что у нас будет, по крайней мере, баланс и мы выстоим. Сейчас я вижу, это не так. В плохом смысле ‒ много воды утекло в реке Сене и реке Москве.

Александр Асафов: С учетом сегодняшних реалий наступившего дня и с учетом опыта прошедших лет, вы можете сказать, что же ждет Европу? Ждет ли ее судьба Франции, описанная в книге или, может быть, ситуация будет развиваться по-другому? Что мы увидим в ближайшие годы и можно ли, основываясь на этой фактологии, дать какой-то длительный прогноз?

Елена Чудинова: Вы знаете, вопрос на самом деле открыт. С одной стороны в той же Франции пришло совершенно убийственное правительство. Уж и Саркози не бог весть что был, назовем вещи своими именами. Но то, что пришло сейчас, это просто уже ужасно. С одной стороны продолжается властное предательство титульных народов, в каждой стране. Мы тут не оригинальны. В каждой стране европейского происхождения идет предательство властью титульного народа. Это страшно, но это надо усвоить, это так. С другой стороны нарастает какое-то протестное движение, протестная волна. Я, например, представляла Россию на конференции в зале Шарантон в Париже два года назад, так там были тысячи делегатов со всех стран Европы. Называлась конференция «Против исламизации наших стран». Мы внутри заседали, а 300 тысяч человек только онлайн смотрело. Смотрело бы и больше, ‒ сервер рухнул. Потом прошли еще тысячи просмотров. Безусловно, недовольство народа своими правительствами (подчеркиваю ‒ даже не мусульманами, а теми, кто растворяет ворота) растет. И вот такая картинка: с одной стороны ‒ нас тысячи человек; снаружи вялый пикетец «общечеловеков», переминается с ноги на ноги «Фашисты прочь из Шарантона»; а внутри ‒ антифашистское знамя сопротивления, французский флаг, да, республиканский, но с сердцем Иисусовым ‒ этот знак использовали макисары. То есть сейчас идет борение, сейчас все решается. Подчеркну: предательство элитами интересов титульных народов ‒ это процесс повсеместный.

Александр Асафов: А с чем вы связываете такое поведение элит? На основании чего они принимают решение, которое допускает то самое предательство интересов титульных наций? Это экономический фактор, это какой-то финансовый фактор, может быть, еще какие-то существуют причины? Как вы думаете, что их толкает на это?

Елена Чудинова: Прежде всего, безволие. Потому что они видят, что процесс идет достаточно сложный и неуправляемый ‒ та же миграция. Чтобы справиться с миграцией, чтобы придать этому всему какой-то цивилизованный вид, нужно принимать непопулярные меры, нужно проявлять политическую волю. Проще махнуть рукой. Дать отмашку штатным человеколюбам, которые будут говорить: «Это такие же люди как мы!». Кто с этим спорит? Другой вопрос: почему бы этим людям не жить по месту своего гражданства? И вот они будут ходить, они будут говорить. Правительство тем самым будет думать: «На мой срок это еще как-то проскрипит...».

Вы знаете, это бремя на плечах бюджетников везде весьма страшное. Как сказал один мой читатель: «Я кормлю из своего кармана пятерых арабов, которые сидят на пособиях по безработице». Они не работали ни дня в жизни. Это уже целая генерация молодежи выросла во Франции, которая не работала вообще ни одного дня. И вот он говорит: «Если к моему кошельку приставят шестого араба, то я уже останусь голодным сам. Если я останусь голодным сам, то я не заработаю, чтобы прокормить этих пятерых. Следовательно, они будут жечь, кричать и бунтовать». Лучшего изложения фактов я ни разу не встречала.

Да, все так и обстоит. На бюджетниках налоговое бремя страшное, но каждый правитель думает, учитывая местную специфику: «На мой срок как-нибудь уже хватит. Перестраивать все ‒ это же так страшно, так непопулярно. В случае чего ‒ все шишки на меня, уж пусть идет так, как идет». Я не люблю играть в конспирологические заговоры, я вижу главную причину в инертности, в безволии, в непонимании того, что есть национальный интерес, то есть проштампованности мозгов на уровне самых что ни на есть элит. Есть такой термин во Франции ‒ (гошкавьер, 13:30) ‒ «левая» черная икра ‒ это человек, который живет в роскоши, завтракает черной икрой и бокалом шампанского, но он будет говорить о том, что как это «нехорошо» и не «политкорректно» возражать что-нибудь против въезда мусульман во Францию.

Будем всегда искать комплекс причин. Я назвала одну причину ‒ безволие. С другой стороны, если мы думаем, что у них мозги менее проштампованы, чем у среднего менеджера, то мы тоже ошибемся. Потому что все, что приходит к власти, оно то самое гошкавьер. Оно не понимает реальных вызовов. Это страшно представит себе, что правительства не понимают реального положения вещей. Но они его не понимают. Они живут какими-то мифами, которые когда они были маленькими в 70-е годы, юношами в 80-е годы, им это все внушали. Они этим так и живут. Им хорошо, они не соприкасаются с реальной жизнью.

Александр Асафов: А где корни этого мифа, как вы считаете? То, что они в себе воспитали, и та левацкая (можно же так сказать?) идеология.

Елена Чудинова: Опять же не забудем такой важнейший фактор как секуляризм. Потому что как мы знаем «Свято место пусто не бывает», правда? Если общество не религиозно, мы видим: Европа живет не религиозно примерно полвека. До этого детки в школах пели христианские гимны, начиная с утра занятия. Сейчас уже идеология секуляризма побеждает страну за страной и человек, который лишен религии, в общем-то, не конкурентоспособен, и он довольно беззащитен перед лицом экспансии. Потому что он сядет, будет думать: хорошо ли это, плохо ли это, с одной стороны, с другой стороны? Когда понадобится взять в руки оружие, он тоже будет думать: «Что же я умру за мое право ходить на гей-парады? Нет, пожалуй, все-таки не умру, как-то умирать не хочется». То есть он лишен основы, он лишен того, ради чего стоит умирать, а это не способствует выживанию.

Александр Асафов: Может быть, это является неким цивилизационным развитием человека, что он уже не готов просто так умирать, он задумывается, он дорожит своей жизнью. У него нет мотивации, грубо говоря, идти погибать не за кусок хлеба, а за что-то эфемерное с его точки зрения.

Елена Чудинова: Знаете, у мой любимый поэт Николай Степанович Гумилев. Мне очень сложно поверить, чтобы его культура была ниже, чем наша с вами. Очень сложно поверить, что его уровень знаний был хуже. Тем не менее, с другим человеком, относительно которого мне тоже очень трудно поверить, что его культура была ниже нашей с вами, с Максимилианом Волошиным, он дрался на дуэли. Как пишет замечательная писательница Джоан Роулинг: «...есть вещи пострашнее смерти». Когда человек этого не понимает, то он становится тварью дрожащей.

Александр Асафов: А с чем связано, что эта угроза исламизации, проблемы, связанные с открытыми границами перед потоком бесконечных беженцев и прочих. Почему этого нет в странах с иным культурным кодом? Например, в Японии.

Елена Чудинова: Японцы очень отличатся от нас. В частности мимо них прошла вся эта идеология, которая разъела мозги. «Рыба, гниющая с головы», то есть с нашей общеевропейской власти, наши мозги разъедены, а у японцев все нормально. Они никого не пускают, у них все для японцев, у них совсем иной культурный код. В этом смысле я бы хотела бы такой русской «японкой», чтобы мое правительство считало, что все для меня. Но оно, к сожалению, почему-то мыслит как некая в самом плохом смысле барыня-крепостница. «Эти крепостные меня не устраивают, заменю-ка я их на других. Прикуплю в такой-то губернии, они будут меньше кушать просить, а с этими что-нибудь сделаю» Правительство не понимает, что это не народ для него, а оно для народа, что оно поставлено нас не перевоспитывать, а отвечать нашей воле такими, какие мы есть. Если мы ксенофобы, то будь ты ксенофобским правительством, потому что это мы ‒ народ, который платит тебе деньги в виде налогов. Оно почему-то считает, что должно нас перевоспитывать, пусть лучше народ себе выберет другой, более замечательный для себя, таких «прекрасных». «Все перепутано в доме Облонских», просто все смешалось, я не знаю, до чего смешалось. Либо перевоспитать, либо заменить на другой, перезагрузить население. Потому что в однокомнатной квартире будут жить (до поры, конечно) десять азиатов и кланяться начальству в ноги за то, что из крана течет горячая вода. Начальству это удобно.

Александр Асафов: Непьющие опять же.

Елена Чудинова: Знаете, что лучше ‒ алкоголь или наркотики? ‒ это вопрос немножко спорный. Мне как-то проще с пьющими дело иметь, чем с наркоманами.

Александр Асафов: В своей книге вы нарисовали мрачный прогноз для той Франции, которая там описана, и основная угроза там все-таки ‒ не миграция, а именно исламизация общества, в том числе и исламизация самих этнических французов. Мне хотелось бы понять, как связан в данном случае поток мигрантов с этой угрозой исламизации общества? Неужели внутри самого французского общества этнические французы, коренные жители, будут менять свой культурный код на этот? Потому что он более агрессивный или почему?

Елена Чудинова: Я утверждала, утверждаю и будут утверждать, что без религии общество не живет. Мы наблюдаем безрелигиозную Европу 50 лет. Мы уже видим агонию ‒ это корчи, это болезнь, это страшно. Поэтому, как я считала и считаю, что вероятно верха будут такими коллаборационистами, которые ‒ военспецы, верха ‒ примут (во всяком случае, хотя бы формально) ислам, чтобы просто уцелеть. Потому что опять же, как оставались красные офицеры в Красной армии? «Куда же с семьей податься? Это только сумасшедшие бегут на какой-то Дон, а я лучше тут побуду» Людям вообще не всем свойственная тяга к подвигу. Поэтому мой прогноз, что будут коллаборационисты. Сбудется он или нет? Я надеюсь, что нет. Я вообще надеюсь, что я ‒ очень плохая пророчица и лет через двадцать кто-то скажет: «Чего нас Чудинова пугала? Все же замечательным образом разрешилось, и живем мы слава Господу нашему Иисусу Христу».

Александр Асафов: Мы будем надеяться, безусловно, на то, что ваш прогноз не сбудется и нас ждет позитивное будущее, в котором найдется место и традиционному православному, и общеевропейскому христианскому образу жизни.